Время черной луны
Шрифт:
– А ты откуда знаешь? – шепотом спросил Зубарь.
– Обижаешь. Забыл, что ли, где я работаю? Да и вообще, такого рода убийство – неоднократно описано в детективах.
– Значит, наша чокнутая перед тем, как свихнуться окончательно, почитывала детективы, – резюмировал Монгол.
– Или ее и в самом деле кто-то хотел убить.
Это заявление прозвучало так неожиданно, что Монгол на время забыл о головной боли, даже второй глаз открыл, чтобы получше рассмотреть Франкенштейна, убедиться, что сумасшествие не заразно и зубаревский дружок ничего такого от
– Ну, чисто гипотетически, – добавил тот поспешно. – Я говорю, что теоретически такой способ убийства вполне вероятен.
– А практически? – Монгол не удержался от саркастической ухмылки.
– Следствие покажет. Но вот что интересно, – Франкенштейн поднял вверх указательный палец, – тебя-то она не убила, хотя и могла. Ты ж был, как телок беспомощный, делай с тобой, что хошь.
– Я тебе дам «что хошь». – Он потер расцарапанную девчонкой щеку. – Мне, знаешь, и вот этой боевой раны хватило.
– Так вот в том-то и суть, что хватило! – не сдавался Франкенштейн. – С чего бы ей останавливаться на полпути, чиканула бы тебя ножиком по горлу – и все дела…
– А может, это… кризис к тому времени миновал? – предположил Зубарь.
– Здорово, – проворчал Монгол, – так давайте ее вообще в покое оставим… до очередного рецидива. Вдруг в следующий раз голоса ей присоветуют что-либо общественно полезное сотворить. Ну а если еще кому шею свернет, так не со зла ж, из-за рецидива!
– Да что ты разошелся, честное слово! – обиженно засопел товарищ. – Это ж я так – гипотетически. Пытаюсь понять, что может двигать такой свихнувшейся девахой.
– Голоса ею движут, она же объяснила! Сказал голос – сверни тетеньке шею, она и свернула, сказал – сигани со второго этажа, она сиганула, сказал, поменяй чашки с кофе, она и…
– В случае с кофе – тут не голос, а ее добрая воля, – перебил его Франкенштейн.
– Да что ты говоришь?! У тебя что, уже стокгольмский синдром начался, преступницу пожалел? Выходит, раз не убила, значит, памятник ей за это?! Может, мне ей еще и спасибо сказать прикажешь?
– Спасибо не надо, – отмахнулся Франкенштейн. – Просто даже психам иногда не чуждо чувство благодарности. Ты ее в морге спас, вот она тебя и пожалела – не пришила.
Не пришила – Монгол со стоном встал с дивана, подошел к окну, заглянул в чернильную черноту за стеклом и спросил:
– Который час?
– Половина первого ночи, – отозвался Зубарь и, словно в подтверждение своих слов, широко зевнул. – Ты целый день спал как убитый. Мы с Валиком ждать замучились, когда очухаешься.
– Так и не ждали бы, домой валили. – Монгола забота товарищей не проняла.
– Вот она – человеческая неблагодарность! – Франкенштейн укоризненно покачал головой. – Мы ж за тебя волновались! Вдруг бы тебе хуже стало или эта придурочная вернуться решила. Она ж небось по квартире твоей пошарила. Что, если ключики запасные нашла или документики какие?
Документики…
Документиков на месте не оказалось. Монгол хорошо помнил, что оставлял паспорт на зеркальной полочке в прихожей вместе с портмоне. И вот вам,
– Что? – Зубарь нерешительно топтался в дверном проеме.
– Хоть бы что! Паспорт увела, паскуда!
– Так, может, это не она, вдруг менты с собой прихватили?
– Ты меня спрашиваешь?! – взвыл Монгол. – Я ж в отключке был!
– Не брали менты ничего. – Франкенштейн подошел к зеркалу, состроив рожу своему отражению. – Меня бы предупредили. Она паспорт стащила, как пить дать.
– Стоп! – Зубарь подозрительно сощурился. – А не ты ли намедни убивался, что документики с телефончиком из-за меня пропали, словами меня всякими непотребными обзывал?! Получается, ты мое человеческое достоинство за просто так унижал, ирод?!
– Успокойся, не за просто так. Намедни документов у меня в самом деле еще не было.
– Так откуда ж они взялись?
– Она принесла, маньячка наша.
– Зачем? – в разговор вмешался Франкенштейн, смотрит удивленно, чешет кончик длинного носа.
– Чтобы отдать, – Монголу уже начал надоедать этот словесный пинг-понг.
– То есть ты хочешь сказать, что девица приперлась к тебе, чтобы вернуть документы? – Франкенштейн перестал чесать нос, продолжая изумленно таращиться.
– Нет, блин! Она ко мне на свидание приходила! – Ох, не стоило так орать – утихшая было головная боль усилилась в разы.
– Так, а зачем она тогда паспорт опять забрала? – задал резонный вопрос Зубарь.
– Она же психически нестабильная, мало ли что ей в голову могло прийти, – со знанием дела сообщил Франкенштейн. – Щелкнул в голове тумблер один раз – она документы отдала, щелкнул второй – передумала.
Ерунда все! Щелчки, тумблеры, психическая нестабильность… Девчонка просто решила ему отомстить за снотворное. Вот и отомстила, как умела. А может, и еще что-нибудь сделала, только последствия этой ее мести пока не очевидны. В животе заворочалось что-то холодное и липкое: не то чтобы страх, но чувство, отдаленно на него похожее. Да, вляпался он, ничего не скажешь. И что самое обидное, выглядит в случившейся истории он полным кретином, которого вокруг пальца обвела какая-то чокнутая шмакодявка. Наверное, менты долго ржали, когда доставали его тушу из-под стола. А эта… полудурочная небось до сих пор смеется…
Разбираться с проблемой придется самой…
Лия налила себе пятую чашку чая, бросила в нее дольку лимона, на глаз, прямо из сахарницы, сыпанула сахара, с тоской посмотрела на пустую обертку из-под шоколадки. Шоколадка съелась как-то совершенно незаметно, Лия даже вкуса ее не почувствовала.
Легко сказать – разобраться самой. А с чего начинать?
Нет, как раз с чего начинать, она понимала очень четко – нужно вернуть медальон. Гораздо более актуален вопрос – как это сделать? Пойти на пустырь к тем страшным людям, которые ее едва не убили? Вот они обрадуются! Особенно Циклоп. Овца сама приперлась в логово льва…