Время черной луны
Шрифт:
– Убили. – Горейко перестал барабанить по столу, посмотрев на Монгола пристально и недобро. – Огурцов показал, что девушку он догнал, она стала вырываться, оступилась, упала, ударилась затылком о торчащий из земли камень и скончалась.
– А почему сразу скончалась? Лично я видел ее вполне живой.
– Огурцов проверил у нее пульс. Пульса не было.
– Ну, конечно, Огурцов же у нас кандидат медицинских наук! – хмыкнул Монгол.
– А также в деле имеются свидетельские показания врача «Скорой помощи», специалиста с высшим медицинским образованием, тридцатилетним стажем и безупречным послужным списком. Врач
– Очуметь… – пробормотал Монгол.
– Знаете, господин Сиротин, я примерно то же самое подумал, – сказал Горейко, – но против фактов не попрешь. Бомжи девушку ограбили, а затем убили.
– А потом она ожила и начала мстить? Какой-то ужастик у нас получается. Не находите, товарищ следователь?
– Ужастик или не ужастик, а одного из своих обидчиков она уже убила. Да и второму, судя по его крайне плачевному физическому и психическому состоянию, тоже досталось.
– Значит, из мести? – спросил Монгол, которому вдруг стало не жарко, а холодно. – А санитарку она тоже из мести пришила?
– Нет, бедная женщина, скорее всего, оказалась в неудачном месте в неудачное время. Но вы ведь поняли, Александр Владимирович, к чему я вам это рассказал? – Горейко подался вперед и поглядел на Монгола с сочувствием.
– Честно говоря, не до конца.
– Подозреваемая представляет реальную опасность для всех, кто был с ней в контакте, а особенно для тех, кто ее чем-либо обидел. Александр Владимирович, вы как раз такой человек. Девушка вам доверилась, а вы ее предали…
В повисшей тишине было отчетливо слышно, как бестолково бьется о стекло залетевшая в кабинет оса. Горейко молчал, всматривался в Монголово лицо, ждал реакции. А Монгол размышлял о только что сказанном. Если на секунду представить, что в словах следователя есть хоть малая толика правды, то ситуация вырисовывается очень неоднозначная. Огневушка получается не просто вздорной девчонкой, а существом, не поддающимся классификации: опасным и непредсказуемым. Конечно, идиотская версия Горейко многое объясняет: и поразительную живучесть девицы, и исчезающие за пару дней синяки, и ведьмовскую притягательность для мужского пола, и огненные всполохи… Монгол раздраженно потряс головой.
Бред! Бред и мистификация! Что ж она, вся такая исключительная и паранормальная, практически бессмертная, его до сих пор не прибила?! У нее ведь для этого было уже как минимум две возможности. Первый раз, когда она его одурманила отравленным кофе, а второй – минувшей ночью, когда в качестве дурмана выступили ее ведьмовские чары. Казалось бы, чего уж проще – бери его тепленького голыми руками и твори с ним все, что твоей душеньке вздумается: хочешь – поджигай, хочешь – косточки ломай. А она что сделала? Она опять поступила, как обиженная женщина: отомстить вроде бы отомстила, но как-то не слишком масштабно. Подумаешь, компрометирующие снимки. Да что такое снимки по сравнению с тем, что она могла бы себе позволить, обладай хоть сотой долей тех талантов, которыми наделяет ее следователь Горейко!
– Что, Александр Владимирович, – Горейко нарушил молчание первым, – вы до сих пор мне не верите?
– Знаете, Адам Семенович, как-то сложно мне во все это поверить.
– Понимаю, но мой гражданский и профессиональный долг – предупредить вас о возможных
– Последствиях чего? – Монгол нахмурился.
– Последствиях сокрытия интересующей следствие информации.
– Да нет у меня никакой информации! – Получилось, кажется, правдоподобно.
Не то чтобы Монгол так уж испугался Огневушкиного шантажа, просто понимал, что в данном случае родная милиция ничего для него не сможет сделать. Придется как-нибудь самому. Да и интересно – что греха таить! – во всей этой чертовщине разобраться.
– Очень и очень жаль. Как бы потом вам упрямство ваше боком не вышло, господин Сиротин.
– Ну, я буду предельно осторожен, по пустырям и паркам шастать в темное время суток не стану, к незнакомым девицам приставать тоже. А то видите, какие они нынче пошли, девицы, выходят на тропу войны из-за всяких мелочей. Бомжи эти ведь ничего плохого не совершили. Всего лишь девочку обокрали, кулончик отобрали, немножко убили, а она, поди ж ты, претензии надумала предъявлять. Вот негодяйка! Кстати, что за кулончик она у маргиналов требовала, товарищ следователь? Или говорить нельзя, служебная тайна?
– Ну почему же тайна? – Горейко поморщился. – Огурцов показал, что сорвал с шеи девушки какой-то медальон. С его слов, украшение сначала показалось ему золотым, но потом он, присмотревшись получше, понял, что медальон – обычная побрякушка, и выбросил его.
– Где?
– Да там же, на пустыре. А медальон, выходит, подозреваемой очень нужен. Что-то в нем особенное. Вы случайно не догадываетесь, что именно?
– Понятия не имею, – Монгол пожал плечами.
– Вот и я не имею, но подсказывает мне мой профессиональный опыт, что непростая это побрякушка.
Надо же, ему его профессиональный опыт подсказывает! А сколько лет тому опыту? Пять или шесть? Но, с другой стороны, вполне вероятно, что украшение имеет определенную ценность, коль уж из-за него девчонка отважилась повторно встретиться со скотами, которые ее чуть на тот свет не отправили.
– Так вам, господин Сиротин, действительно больше нечего поведать следствию? – спросил Горейко, вставая из-за стола и тем самым давая понять, что аудиенция закончена.
– Нечего. – Монгол, изобразив на лице искреннее сожаление, тоже встал.
– В таком случае примите добрый совет – поберегитесь. Знаете, береженого и бог бережет. А мне в деле лишний труп не нужен, мне и тех, что есть, хватает.
– Всенепременно. – Монгол попятился к двери.
– И если вдруг узнаете что-нибудь интересное, вы уж не сочтите за труд, позвоните мне. – Горейко улыбнулся. Улыбка получилась душевной, почти искренней, лишь глаза за стеклами очков оставались холодными и внимательными.
– Сообщу. Всего доброго, Адам Семенович. – Монгол захлопнул за собой дверь и вздохнул полной грудью.
Черт, что за день сегодня такой сволочной?! Сначала эта чокнутая нимфоманка со своими закидонами, потом агент Малдер с дикими предположениями. И рубашка насквозь промокла от пота, а до встречи с немцами совсем мало времени, едва ли получится заскочить домой переодеться.
Психиатрическая клиника располагалась за городом. Добираться до нее, не имея личного автомобиля, приходилось довольно долго: сначала полтора часа на электричке, потом еще тридцать минут пешком через сосновый лес.