Время гостей (сборник)
Шрифт:
— Что за особая задача?
— Трудно сказать. Я пока еще не могу ввести вас всех в курс дела. Мы должны обнаружить нечто, наверняка имеющее место быть, и дать ему объяснение. Словом, решить задачу, которая еще не поставлена. Сначала Эпикт не соглашался. Но потом все-таки взялся ее решать, хотя и не скрывает иронического к ней отношения. Сомневаюсь, что он и сейчас говорит искренне. Он ведь иногда ведет себя, как клоун в цирке. Впрочем, ты и сама это знаешь.
— Я уверена, вы заняты чем-то очень серьезным, — улыбнулась Валерия. — И сколько бы вы ни отмалчивались, я в этом убеждена. Ну же, Эпиктик, поделитесь со мной вашей тайной!
— Дело,
— Валерия, ты женщина, — сказал Смирнов, — и вполне может быть, что тебе захочется поболтать об этом с коллегами. Но прошу, помолчи хоть немного. У нас и в самом деле пока еще ничего нет. Очень неприятно, когда все вокруг сгорают от любопытства, а тебе нечего сказать.
— Ни словечком не обмолвлюсь, — поклялась Валерия, правда, не совсем искренне, и подмигнула Эпикту. Машина мигнула в ответ тремя рядами бесконечных глаз. Валерия Мок и Эпикт питали друг к другу нежные чувства.
По части хранения секретов Валерия не многим уступала машине. И скоро весь личный состав киберцентра возбужденно гадал, над чем ломают головы Смирнов с Эпиктистесом. А штат этот состоял из Чарльза Когсворта, мужа Валерии, прозябавшего в ее тени, изобретателя Глоссера, слишком много о себе мнящего, и плодовитого гения Алоизиуса Шиплепа.
Весь следующий день эта троица не отставала от Смирнова и его машины.
— Мы всегда над всеми проектами работали вместе! — горячился Глоссер. — Валерия сказала, что проблема еще не сформулирована и что Эпикт относится к ней иронически. А мы очень неплохо умеем формулировать, Григорий, и, пожалуй, чуть более твоего строги с машинами, любящими клоунаду.
— Ты прав, Глоссер. Но это дела не меняет, — удрученно пожал плечами Смирнов. — Мое первое задание машине было таким: искать то, чего мы сами еще не знаем, методом углубленного изучения отсутствующих данных. Когда я в этих словах изложил Эпиктистесу задачу, он рассмеялся мне в лицо.
— И я бы рассмеялся, — сказал Шиплеп. — Может, все-таки у тебя, Смирнов, есть какое-то представление о том, что ты ищешь?
— Видишь ли, Шиплеп, с некоторых пор мне не дает покоя странное чувство. Как будто бы я силюсь вспомнить что-то, какую-то вещь, которая начисто вычеркнута из моей памяти. Мое второе задание Эпикту было ненамного лучше. «Давай попробуем, — сказал я, — восстановить нечто, полностью исчезнувшее из памяти. И посмотрим, нельзя ли исходить из фантастической предпосылки, что, возможно, его никогда в памяти не было». В такой формулировке Эпикт принял мое задание. Возможно, ради смеха. Никогда не знаешь, что на самом деле думает этот бренчащий ящик.
— М-да, — протянул Когсворт, — никакую дыру нельзя заполнить идеально. Или наполнителя не хватит, или будет его излишек. А то и фактура неподходящая. Беда в том, что ты не дал Эпикту никаких ключей к решению своей задачи. Существуют миллионы вещей, которые могут забыться — сами собой или по чьей-то прихоти. И все они могут не подойти для заполнения этой дыры — по качеству или количеству. Как тут Эпикту догадаться, чт'o именно ты пытаешься вспомнить?
— Выяснено, — изрек Эпиктистес, — что забытая вещь имеет прямое отношение, тоже забытое, к моему боссу мужского пола Смирнову.
— Резонно, — кивнул Глоссер. — И что, Эпикт уже кое-что нашел?
— Нашел-то он довольно много. Но, думаю, все это не имеет к нашей задаче никакого отношения, — развел руками Смирнов.
— Вопрос, — выплюнул ленту Эпиктистес. —
— Я уловил твою мысль, Эпикт, — сказал Глоссер. — Это возможный ключ. Если какое-то наименование и заключающийся в нем смысл почему-то исчезли из всех справочников, тогда на соответствующих страницах строка, в которой что-то исчезло, должна быть или разбита, или чем-то дополнена. А в данном случае, наверное, не успели ничего придумать, и потому получился пробел. Спрашивается: кто знает слово, которое вышло из употребления, но могло бы встать между словами «чиж» и «Чили»? И можно ли это слово найти? И, если мы его найдем, сможет ли оно нам помочь?
— Вопрос. Почему детеныши собак в определенный период времени именовались щенками? — опять выдал Эпикт.
— Никогда не слышал, чтобы их детенышей хоть кто-то называл щенками, — удивился Шиплеп.
— Эпикт это нашел, употребив метод оценки опущенного, — пояснил Смирнов. — Здесь, возможно, имела место небрежность. Мне кажется, слово «щенок» — народная этимология. Слово почему-то выветрилось из людской памяти, и Эпикт выудил его из какой-то забытой сказки. Но, по-моему, нас оно не касается. Иначе вряд ли оно уцелело бы даже в таком странном виде.
— Вопрос. Вместо слова «узел» употреблено непонятное слово «булинь» — почему не взято более простое слово? — продолжал Эпикт.
— Может, Эпикт учел, что моряки часто употребляют морские словечки, а люди, далекие от моря, любят щеголять ими? — спросил Когсворт.
— Разумеется, Эпикт всегда все учитывает, — ответил Смирнов. — У него уже набрались тысячи подобных вопросов. И он уверен, что сумеет увязать их в одно целое.
— Вопрос. Почему целый музыкальный стиль исчез из истории американского джаза, как будто его вырвали с корнем?
— Я не сомневаюсь, Смирнов, — сказал Глоссер, — твой Эпикт обладает поразительными талантами. Но если он сумеет связать все это единым смыслом, он — гений слияния неслиянного.
— Или величайший насмешник, — заметил Смирнов. — Конечно, во время сверхнапряженной работы разрядка необходима. Вот он и пускает в ход чувство юмора. Правда, иногда перебарщивает.
— Вопрос. Интересно, почему нигде не упоминается трубка мира американских индейцев? Может, с ней связана какая-то непристойность?
— Эта находка совсем новая, последнего часа, — пояснил Смирнов. — У него их уже несколько.
— Вопрос. Почему… — начал Эпикт.
— Ладно, остановись. И продолжай поиск, — велел машине Смирнов. — Соберемся завтра, коллеги. Возможно, к утру все найденное Эпиктом начнет обретать смысл.
С этими словами Григорий Смирнов вышел из комнаты.
— Предвижу нечто серьезное, — изрек Эпиктистес вслед боссу, когда тот закрыл за собой дверь. — Очень, очень серьезное.
На другой день все опять собрались у кибермашины. Было решено соединить сообщение Эпиктистеса с чествованием Алоизиуса Шиплепа. Шиплеп вырастил траву обратного, так сказать, «левого» действия, чего никому прежде не удавалось. Это не значит, что у его травы стебли стали закручиваться против часовой стрелки. Суть открытия заключалась в том, что действие ее органических веществ давало обратный результат. Уже давно были созданы минералы обратного действия. Давно известны и подобные бактерии, но такого сложного явления, как «левая» трава, получить еще никому не удавалось.