Время «Икс»: Пришельцы
Шрифт:
— Очистили? В каком смысле?
— Согнали всех жителей и вывезли их куда-то.
— Убили?
— С этим не совсем ясно,— ответил Ронни.— В любом случае не думаю, что с ними случилось что-то хорошее.
Полковник кивнул.
— И все? Репрессии затронули только местных? Никакого всемирного мора или повального отключения электричества?
— Пока нет.
— Пока. Ну что же, нам остается только молиться.
Ронни подошел к постели отца.
— Ну, пока это все новости. Мне подумалось, что ты захочешь узнать. Теперь скажи: как ты себя чувствуешь?
— Старым. Усталым.
— Это все? Ничего конкретно тебя не беспокоит?
— Старым и усталым, это все. Ведь никакой новой болезни Пришельцы на нас пока еще не напустили.
Рон
— Думаешь, отец умирает? — спросил он.
— Он умирает уже давно, но очень, очень медленно. Однако думаю, что это еще не конец. Он крепче, чем кажется, Рон.
— Может быть. Но мне ужасно тяжело видеть, как он разрушается. Ты понятия не имеешь, Пег, каким он был во времена нашей молодости. Как он стоял, ходил, держался. Такой жизнерадостный человек, абсолютно бесстрашный, благородный, сильный; очень сильный — всякий раз, когда кому-то нужна была его сила. И он всегда оказывался прав. Это просто поразительно. Ты же знаешь, у нас с ним были разногласия по поводу моих занятий. Я спорил с ним, пытался оправдать себя и сам искренне верил, что поступаю правильно. А он спокойно так скажет три-четыре слова, и все мои аргументы разлетаются в пух и прах. Не то чтобы я восхищался им. Нет, не тогда… Господи, я не хочу потерять его, Пегги!
— Он пока не умирает, Рон. Я знаю.
— Кто пока не умирает? — спросил Энс, появляясь из бокового коридора. Он остановился рядом, тяжело дыша и опираясь на трость. Даже сейчас, когда день еще только разгорался, от него исходил слабый запах виски. В последнее время покалеченная нога доставляла ему все больше хлопот.— Это вы о нем? — Энс кивнул в сторону закрытой двери в спальню Полковника.
— О ком же еще?
— Он до ста доживет,— сказал Энс— Я уйду раньше. Вот увидишь, Рон.
Скорее всего, так и будет, подумал Рон. Энсу было пятьдесят шесть, но выглядел он по крайней мере на десять лет старше. Лицо землистое и обрюзгшее, поблекшие глаза теряются в глубоких тенях, плечи обвисли. Все эти изменения произошли в самое последнее время. Он даже казался как будто ниже ростом. И немного похудел. Энс всегда был высоким, крепким мужчиной, не мускулистым — мускулистым был братец Рон,— но с прочным костяком и сильным телом. Теперь же он заметно усох и ссутулился. Отчасти виной тому было пьянство, отчасти просто возраст, но не только. В большой степени причиной всех этих изменений стало таинственное черное облако разочарования и неудовлетворенности, которое уже давно окружало Энса. Старший брат, который почему-то так и не стал главой семьи.
— Выкинь эти мысли из головы, Энс,— сказал Рон со всей возможной искренностью.— С тобой все в полном порядке, разве что новая нога никак не вырастет.
Энс махнул рукой.
— Поль сказал, пришло сообщение, будто одного Пришельца шлепнули в Англии. Это правда?
— Похоже, что да.
— Выходит, начало положено? Мы переходим в контрнаступление?
— Сильно сомневаюсь в этом,— ответил Рон.— Нам неизвестны подробности того, как они ухитрились это сделать. Но па предложил теорию, суть которой в том, что сделать это мог человек совершенно особого типа — начисто лишенный эмоций, что-то вроде андроида. Будет нелегко набрать целую армию подобных людей.
— Можно было бы обучить их.
— Можно, да,— сказал Рон,— Но на это уйдет черт знает сколько времени. Все это нужно хорошенько обдумать, согласен?
— Отец, наверно, счастлив?
— Больше всего он озабочен репрессиями. Но да, да, счастлив. Так мне кажется. Напрямую он этого не говорил.
— Он жаждет их изгнания и ждет не дождется, когда мы сможем это сделать. В глубине души это всегда было его главной целью, даже когда кое-кто утверждал, что он стал пацифистом и смягчился с годами. Ты знаешь это не хуже меня. И теперь только одно держит его на плаву — надежда, что он дотянет до того времени, когда ни одного из них здесь не останется.
— Ну,
Какой-то странный, вроде как прощальный разговор, подумал Рон. Все, о чем они сейчас говорили, им с Энсом было известно с самого детства. Но такое впечатление, будто нужно непременно поговорить об этом, пока не станет слишком поздно.
Рон догадывался, что последует дальше, заметив влажное мерцание глаз Энса. Так оно и произошло, после недолгой паузы.
— Меня очень трогает, что ты так волнуешься из-за него, братец. Ведь были времена, когда вы даже не разговаривали друг с другом, и мне казалось, что ты презираешь его. Но я ошибался, о, как я ошибался! — «Сейчас Энс с жаром примется трясти мою руку»,— подумал Рон. И снова угадал.— И вот еще что, братец. Я давно хотел сказать тебе, как меня радует то, каким ты стал, и как я горжусь тем, что тоже способствовал и твоему примирению с отцом, и тем переменам, которые в тебе произошли. Ты молодец, ничего не скажешь. Признаюсь, я этого не ожидал.
— Спасибо.
— В особенности сейчас, когда у меня… когда я… часто оказываюсь не на высоте.
— Признаться, я этого тоже не ожидал,— Рон решил, что нет смысла возражать.
— Да уж, наверно,— сказал Энс почти безучастно.— Я таков, каков есть, неважно, чего он ожидал от меня. Я старался стать лучше, но… Ты знаешь, как это со мной происходит, братец…
— Конечно, знаю,— ответил Рон, чувствуя нарастающую неловкость.
Энс нежно посмотрел на него и захромал в сторону крыльца.
— Очень трогательно,— сказала Пегги.— Он по-настоящему любит тебя.
— Наверно. Он пьян, Пег.
— Ну и что? Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Рон почувствовал, что краснеет.
— Да, да, все верно. Но я терпеть не могу, когда мне говорят, как сильно я изменился и какая радость, что я теперь не тот эгоистичный сукин сын, каким был раньше. Терпеть не могу! Я вовсе не изменился. Понимаешь, что я имею в виду? Просто на этом отрезке своей жизни я делаю то, в чем не испытывал потребности на другом. К примеру, переехал на ранчо. Женился на такой женщине, как ты, остепенился, завел семью. Соглашаюсь с отцом вместо того, чтобы автоматически возражать ему по любому поводу. Возложил на себя обязанности, выходящие за рамки моего личного благополучия. Но я — это по-прежнему я, Пег. Может, мое поведение и изменилось, но я нет. Я всегда выбирал то, что казалось имеющим смысл,— просто сейчас для меня имеет смысл не то, что раньше, вот и все. И меня буквально трясет, когда люди — и в особенности мой собственный брат — покровительственным тоном выражают радость по поводу того, как замечательно, что теперь я не такое дерьмо, как прежде. Понимаешь меня?
Это была длинная речь. Слушая Рона, Пегги выглядела немного обескураженной.
— Я болтаю много лишнего? — спросил он.
— Ну…
— Ладно, не обращай внимания,— Рон нежно погладил ее по щеке.— Меня очень беспокоит отец, вот и все. И Энс тоже, если уж на то пошло. То, какими хрупкими они стали. То, как много пьет Энс. Такое чувство, что оба они стоят на пороге смерти.
— Нет. Не говори так.
— Ты права. И все же я не удивлюсь, если Энс уйдет первым,— Рон покачал головой.— Бедный старина Энс. Он всегда пытался стать таким, как Полковник, но все зря. И сгорел в этих попытках. Потому что Полковником может быть только сам Полковник. У Энса нет ни ума, ни самоотверженности, ни дисциплинированности Полковника, но он все время тужился обмануть себя, будто обладает этими качествами. У меня, по крайней мере, хватило здравого смысла даже не пытаться.