Время кобольда
Шрифт:
– Потому что ты мудак.
– Это всё, что вы можете про меня сказать?
– Вероятно, это всё, что про тебя стоит помнить.
– Отчего-то мне кажется, – прищурился на меня Стасик, – что вы тоже не очень приятный человек, Кэп. О, вас зовут Кэп!
Я тут же вспомнил, что да, зовут. Хотя это не имя, но сойдёт.
– Рад, что не нравлюсь тебе, Стасик. Мне задница для другого нужна. Я ей сру.
– Вы грубый и невоспитанный гомофоб.
Я почему-то сдержал себя от ответа: «А ты пафосный пидор».
***
Азиатку я
– Сто за нахрен? – сказала она злобно, но с очаровательным мурлыкающим акцентом. – Ты сто есё за мудак?
– Я думал, ты мне объяснишь.
– Посему я в постери, горая с какой-то страсной бабой?
– И это объяснение я надеялся получить от тебя. Потому что я тоже проснулся в этой постели.
– Твою ипёну в сраку росадь…
– Лошади не было.
– Я фигурарьно.
Она встала и, брезгливо морщась, собрала одежду с пола. Никакого смущения.
– Радно, мы с тобой трахарись, – сказала она, одевшись. – Допустим. Но кто эта некрасивая зенсина? И кто эти сёрные рюди? И кто ты? И, заодно, кто я?
– Я Кэп, – выдал я единственную доступную информацию, и тут же пришло кое-что еще. – Ты – Сэкиль, это Натаха.
– Звусит знакомо. Дарьсе?
– Дальше провал, – признался я, – ваши имена только что вспомнил.
– Ты всегда забываешь имена тех, кого трахнур? Какой ветреный музсина…
– Я забыл даже то, что вас трахнул. Предположил по контексту. Если просыпаешься в кровати с голыми женщинами, вряд ли это были курсы макраме.
– Говно срусяесся.
Она потрясла за плечо Натаху:
– Проснись, торстая зензина!
Та не отреагировала.
– Она покрыта ирезуми как онна-оябун, – азиатка не смущаясь рассматривает татуировки, – это зенсина из якудза?
– Понятия не имею. Эти картинки что-то значат?
– Некоторые. Эту, – она показала на дракона, расположившегося между лопаток, – обысьно дерают в бандах. Или групые туристы. Но эта сдерана хоросо, у настоясего ирезуми-сокунин. Ознасяет «Я могу помось тем, кто срабее меня».
– Странный символ для бандита.
– Якузда – не просто бандиты. Это срозная традисия. Странно, я много помню про якузда, но совсем не помню про себя… Эй, вставай, зенсина-якудза!
Натаха не реагирует, сладко похрапывая и пуская слюни.
– Буди её! – командует Сэкиль. – Меня зе расбудир? Я тосьно не собираюсь с ней сероваться!
– Я тоже воздержусь, пожалуй.
Накрыл рот рукой, зажал нос. Да, внешность имеет значение.
Натаха – сильная женщина, и за кислород она боролась, как медведь с дубовой колодой. Сэкиль пришлось навалиться ей на ноги.
– Вы что, меня насилуете, что ли? – возмущённо спросила Натаха, когда я, увидев в глазах осмысленную злость, отпустил её рот.
– Нет, дусим, – уточнила Сэкиль.
– Хер жопы не краше. Нахрена вы меня душите, извращенцы?
– Тебя зовут Натаха, – сообщил я. – То есть, наверное, Наталья.
– Натаха сойдёт.
– Сэкиль считает, что ты якудза, потому что у тебя на спине дракон.
– А на жопе у меня чорт, и кто я теперь? Чортова срань?
– Тебе виднее, странная зенсина. Мозет быть. Мы нисего про тебя не знаем.
– Чего вы на меня пялитесь? Сама вижу, что не фотомодель. Дайте одеться, извращенцы.
– Мы не изврасенсы! – возмутилась Сэкиль. – Хотя… Казесся, у нас быр секс втроём.
– Да хоть впятером… – Натаха села на кровати и стала одеваться.
– Это вряд ли, – сказал я, – те двое, кажется, сами по себе.
***
Абуто и Сэмми – имена я вспомнил быстро – разбудились гораздо легче. Негритянка, ловко выкрутившись у меня из рук, отпрыгнула в угол – как была, голой, – и оскалилась белоснежными зубами, встав в боевую стойку. Парня будила Натаха, а у неё, похоже, не сорвёшься – охватила ручищами, прижала к обильной груди и забормотала успокаивающе:
– Да не дёргайся ты, заяц шоколадный, не обижу! Дыши, дыши, уже всё, уже проснулся, всё будет хорошо… А ну, смирно сиди! Ух, ты, а у тебя встал, надо же! Это кислородное голодание, или ты рад тёте Натахе?
Бедный негр еле вырвался из заботливых объятий и заметался в панике, разыскивая одежду.
Я встал напротив негритянки и, стараясь не смущать пристальным рассматриванием, быстро сообщил:
– Тебя зовут Абуто, больше мы ничего не знаем, что происходит не в курсе, нападать на тебя не собираемся. Можешь одеться и успокоиться. Ты вообще меня понимаешь? Ду ю спик рашн?
– Ты Кэп, да? – спросила она внезапно.
– Говорят, что да.
– Я тебя почти помню.
– Я тебя тоже. Почти. Это Натаха, Сэмми и Сэкиль. Интернационал тут у нас, надо же. Где мы, почему и зачем – пока сами без понятия. Но здесь есть сортир, душ и столовка. Думаю, всем пригодятся.
– Особенно душ… – Натаха задумчиво подняла руку и понюхала небритую подмышку. – Мне чертовски нужен душ!
***
Пока все моются, я караулю вход, задумчиво рассматривая пистолет. Ремень с кобурой обнаружил в столе. Пистолет выглядит знакомо, в руку лёг привычно. Тело помнит лучше меня. По коридору слоняются ошалелые люди. Похоже, что пробуждение настигло не только нас. Не Стасик же их всех будил? Видя меня с пистолетом, шугаются, близко не подходят. Я решил убрать его в целях снижения уровня тревожности, и обнаружил, что в кобуре лежит скомканный, потёртый и выглядящий так, как будто им неоднократно вытирали жопу, документ. «Прочти внимательно!», надо же. Хотел прочесть, но не успел – ко мне деловито направился Стасик.