Время легенд (сборник)
Шрифт:
Слоун взяла с ночного столика пузырек с барбитуратом, который она обычно прятала на самом дне ящичка. За дверью ванной комнаты слышался шум воды и развеселая песня про ковбоя. «Господи, — подумала Слоун, — что-то на свете никогда не меняется, другое меняется кардинально».
Две таблетки она запила водой. Тянуло взять еще одну, но — удержалась. Если две не помогут, тогда примет третью. Когда Джордан заснет.
Пение в ванной прервалось — Джордан сейчас войдет. Слоун быстро сунула таблетки
Лежала на своей половине кровати, повернувшись на бок, притворялась, что спит. Думала — Джордан поверит ее уловке. Джордан улегся рядом:
— Спишь?
Слоун не отвечала.
Он подлез под одеяло и обнял ее. Слоун пошевелилась.
— А теперь ты уже не спишь, — ласково прошептал Джордан.
— Ммм, — замычала Слоун, изображая сонное состояние.
— А я-то думал, ты спишь…
— Я в самом деле почти заснула…
Джордан поцеловал ее в шею — Слоун отстранилась.
— Пожалуйста, Джордан, не надо сегодня.
Джордан отодвинулся.
— Я что-то сделал не то? — мягко спросил он. — Скажи мне, любимая, что я сделал не так, — и я исправлю ошибку.
— Ты все делаешь хорошо, Джордан, а я… не очень хорошо себя чувствую сегодня.
— Да? Голова болит?
— Нет, просто недомогание.
— Тогда извини, больше не буду тебя тревожить.
Джордан отвернулся и долго лежал молча, хотя Слоун знала, что он не спит.
Джордан проснулся среди ночи. Слоун металась, что-то бормотала во сне. Он прислушался. Снова то же…
— Я не могу, Родди… Не заставляй меня… ребенок, мой ребенок, может случиться… Ребенок в тюрьме, Родди…
Почему, почему призраки прошлого продолжают тревожить Слоун?
Он встал рано, но не пошел, как обычно, на тренировку. Заказал завтрак в номер — его принесли, когда Слоун принимала душ.
— Сегодня мы поедим здесь, не возражаешь? Хочешь есть?
— Не очень.
По правде сказать, Слоун вообще не хотела есть: амфитамин лишил ее аппетита, и она клевала еду, как птичка. За несколько месяцев потеряла почти шестнадцать килограммов, выглядела осунувшейся, изможденной.
— Слоун, мы должны поговорить, — решительно начал Джордан.
— О чем?
— О неком Родди.
Слоун была сражена.
— Родди? — переспросила она слабым голосом. «Откуда он узнал? Что он знает?» — Я не понимаю, о ком ты говоришь.
— Родди… Ты знаешь — или не знаешь — человека, которого так зовут?
Слоун была в нерешительности.
— Я… знала, много лет назад.
— Так! Наконец-то мы узнали, что Родди — был. Теперь остается выяснить, кто он такой. Друг? Любовник?
Слоун вздохнула.
— Я думала, что он мой друг. Потом оказалось, что нет. Время от времени он действительно был моим любовником, — Слоун решила идти до конца. — Но главным образом — моим партнером.
— Партнером? —
Слоун кивнула.
— Ну да, Джордан, а я его — напарницей… Объясню. До того как стать известной писательницей Слоун Дрисколл, я была просто Сэмми Дуглас из Чикаго. Сэмми Дуглас — «напарница».
— Кем? — почти с ужасом переспросил Джордан.
— Напарницей… у своего партнера, у Родди. Он научил меня всему, что я тогда умела.
— Чему? — В висках у Джордана что-то бухало.
— Всему… Долго мы занимались обычным мошенничеством, шантажом, обманывали людей, выманивая деньги у тех, кто готов был с ними расстаться, — Слоун была бледна и почти не соображала, что говорит. — Когда нас разоблачали, мы исчезали из этого места или меняли тактику — форму обмана, рэкета, шантажа. Родди знал множество приемчиков, как одурачить человека, и меня учил… — Она остановилась, перевела дух. — Например, Родди научил меня мухлевать в покере. Он потратил на это много времени, мы играли с ним дни и ночи напролет. Он считал, что меня не должны заподозрить в жульничестве, я не выглядела «напарницей»… Ох, Джордан, это было так давно, и я была так молода.
Джордан не мог так сразу переварить услышанное.
— Но почему… ты этим занималась, Слоун? Зачем?
— Я… мне тогда нравилось жить так… Не хотелось — как все. Я выросла на Среднем Западе. Мой отец — синий воротничок, мать — типичная домохозяйка. Отец — упрямый, деспотичный человек, всех готов был подмять под себя. Мама — полная ему противоположность, сама снисходительность, вечно примиряющая сторона, но… в духе требований отца.
— Ты говоришь об отце с явным неодобрением, я правильно понимаю?
— Да, — кивнула Слоун, — а примиряя отца с детьми, страдала больше всех.
— Ладно, оставим это. А когда вы с Родди стали напарниками?..
— Мне было интересно с ним. До этого — в семье и в колледже — я ужасно скучала, иногда мне казалось, что я вовсе и не живу. А мне хотелось радости, риска, счастья. — Слоун передохнула и продолжала: — Родди возник на моем пути по мановению волшебной палочки. Точно такой, каким виделся в мечтах мужчина, — красив, весел, удачлив, любит риск, ни от кого не зависит. Жизнь в нем била ключом — мой идеал.
— И вы стали любовниками?
— Что-то вроде… Хотя не сразу. Он долго возился со мной, прежде чем я стала его напарницей. Хотя ученицей оказалась ловкой. И, главное, способной.
— Да ты будто восхищаешься им?!
— Я и в самом деле им восхищалась. Я хотела острых ощущений — и получала их сполна. Мне нравилась такая жизнь.
— Но потом… все же разонравилась?
— Да, когда я поняла, что беременна, Тревисом.
— Так Родди — отец Тревиса?
— Да, Тревис родился, когда мы жили вместе с Родди. Только вот Родди, к сожалению, оказался не способным… на моногамную жизнь.