Время - московское!
Шрифт:
Ощущение причастности к великим событиям, которое возникло у нас при встрече со звездолетом неведомой расы, очень быстро потускнело. Мы ощущали себя потерянными среди хмурых, вполголоса сквернословящих солдат.
К исходу второго дня пути батальон Улянича влился в полковую колонну. А на следующий день был встречен и штаб дивизии, охраняемый невероятно свирепыми азиатами на приземистых вездеходах. Буряты с Андобанда — как я узнал позднее.
Даже я (а о моем бедном астроботанике не стоит и говорить) очень не возражал бы принять ванну. Согласился бы и на душ. Только почему-то никто не предлагал!
Вот
Фургон был похож на подарочную бутылку коньяка в восьмигранной картонной коробке, которую положили набок и поставили на шесть пар колес. Сходство усугублялось залихватскими округлыми надписями, выполненными серебряной и золотой краской.
К фургону нас доставил вездеход с вооруженными до зубов бурятами. Они широко улыбались Полине, а их водитель, проявив удивительную и, пожалуй, несколько преувеличенную галантность, сказал: «Вы — единственное, что мне хотелось бы запомнить в джунглях Грозного». Прямо рыцарский роман…
Командир дивизии Святцев полностью отвечал моим представлениям о настоящем боевом полковнике. Был он осанист, грозен, имел нечто ястребиное во взоре и хрипотцу в голосе.
— Рад знакомству. Святцев.
— Эстерсон.
— Пушкина. Мы, товарищ генерал…
— Полковник. Мне о вас доложили. Вот карта. Смотрите.
Великолепная карта, которая, судя по характерному химическому аромату, едва успела покинуть принтер могучей штабной машины, отображала самую свежую обстановку.
Но увы — мы с Полиной не понимали тактических обозначений. Поэтому были лишены удовольствия насладиться то ли стратегическим гением полковника, то ли безнадежностью положения дивизии.
Более или менее ясна была только география. Вот озеро, вот Новогеоргиевск, вот океан…
После полутора минут молчания (мы с Полиной прилежно хмурились, изображая работу мысли) Святцев снизошел до объяснений.
— Красные — это мы. Разумеется. Синие — противник, Конкордия. Зеленые — противник неопознанный. «Раса К».
— Эти зеленые кружки обозначают места посадки инопланетных звездолетов?
— Да.
— Судя по карте, несколько из них сели прямо в океан?
— Так доносят наши субмарины. Но вы сюда смотрите.
Указательный палец полковника впился в карту под одинокой стрелкой с кружками-колесами, которая была снабжена подписью РОТ. Стрелка нависала над Новогеоргиевском с севера. Поблизости от нее находился непонятный синий значок, перечеркнутый одной косой зеленой линией. Подпись под значком гласила: «Чарма II».
— Что такое РОТ? — спросила Полина.
— Разведывательный отряд. Сегодня на рассвете достигли города. Все разрушено. Противник не наблюдается.
— А инопланетяне?
— «Раса К» не наблюдается. Главное — вот этот конкордианский танкер. Аварийная посадка, поврежден. Люксогена нет. Есть флуггерное топливо. Оценка: пять тысяч тонн. И четыреста дейтериевых заправок.
Полковник посмотрел на меня с недовольным видом. Дескать, ну что же ты, инженер, я ведь все уже сказал! Шевели мозгами!
— Пять тысяч не так мало, — я не нашел, что еще сказать. Святцев,
— Верно. А теперь слушайте. Если вы и правда тот, за кого себя выдаете, вы можете организовать сборку «Дюрандалей». Мы посадим в них пилотов — у нас много пилотов. Заправим истребители топливом, взятым на танкере. И дадим бой инопланетной нечисти. Кем бы они ни были — их можно сбивать. И мы будем их сбивать.
«Полковник не в своем уме? — подумал я. — Какие «Дюрандали»? Какая сборка?!»
— Господин Святцев…
— Товарищ Эстерсон, возражения не принимаются. Если истребители взлетят — получите орден и российское гражданство. Останутся на земле — мы вас расстреляем. Свободны.
— Объясните хотя бы, о каких «Дюрандалях» идет речь!
— Это уже лучше. В соседнем фургоне вас ждет Оберучев и пилоты. Обсудите детали. А вас, товарищ Пушкина, я попрошу остаться.
«Все русские танкисты — павианы. Все хотят одного: сплавить скучного Эстерсона нетопырю Оберучеву и прильнуть к прекрасной Полине. Интересно, за что этот чурбан пообещает расстрелять моего астроботаника?»
Не надо думать, что, когда я был введен инженером-капитаном Оберучевым в курс дела, у меня отлегло от сердца.
Наоборот, если бы он мне намекнул, что полковник слегка не в себе и через полчаса будет отстранен от командования, я бы вздохнул с облегчением. Но оказалось, что к авантюрной затее Святцева, как назло, имеются все предпосылки: топливо, пилоты и «Дюрандали» в контейнерах.
Незадолго до начала войны на Южном полярном континенте Грозного, в одном из заливов, получивших кодовое наименование «фиорд Крузенштерна», было решено построить хорошо замаскированную посадочную полосу. А рядом с ней — развернуть маленькое полевое предприятие для сборки флуггеров, доставляемых с заводов метрополии в контейнерах.
К чему такая спешка и почему бы не заняться всем этим в Новогеоргиевске? Оберучев насмешливо заломил бровь и ответил: «Вы думаете, в Новогеоргиевске на аналогичных предприятиях сидели сложа руки? Работа шла! Большая работа».
Для маскировки взлетно-посадочной полосы был выбран ледник, под которым по прихоти природы образовалась гигантская полость. Там провели серьезные инженерно-саперные работы, загнали под ледник бетонные полутюбинги и получили что-то вроде двухкилометрового туннеля метро. Только туннель имел ширину сто метров при высоте двадцать.
У туннеля, как положено, имелись различные ответвления и расширения — под склады, убежища, сборочные мастерские. Но лишь часть контейнеров с «Дюрандалями» успели вкатить в туннели, многие другие так и остались под открытым небом. При этом «Дюрандали» прибыли в Антарктиду быстрее, чем был сформирован сборочно-инженерный батальон, в который Оберучева собирались перевести заместителем командира.
Начало войны спутало все планы.
Немногочисленные строители и специалисты, находившиеся на ледниковом космодроме, спешно замаскировали контейнеры и были эвакуированы субмариной «Владимир Мономах». Субмарина пропала без вести на восьмой день войны, а вместе с ней — и все люди, вывезенные с космодрома, и техническая документация к новым истребителям.