Время надежды, или Игра в жизнь
Шрифт:
– Утро добрым не бывает… Тем более, в понедельник… А ванных в этом доме как минимум две… – глубокомысленно изрекла Марина и пошла по кругу, чмокая присутствующих. – Привет, мам. Привет, бабуль. Привет, дедуль. Привет, Максим…
Села рядом с дедом, сделала глоток чая из его кружки, поморщилась.
– А что такой холодный?
– Зато оладьи горячие, – ответил Николай Васильевич, не отрываясь от газеты. – А на чужой каравай рот не разевай. Себе налей да и пей. И вообще, ешь давай быстрее, на работу опоздаешь. Без тебя
Марина взяла оладушек из тарелки деда и с наслаждением его понюхала.
– Так мне к одиннадцати сегодня. Бабуля, ты – искусительница… У меня же ди-е-та! Я в экран не влезу, и меня с телекомпании поганой метлой погонят! Сяду вам на шею – сами же ругаться будете. А всё твои оладушки, блинчики, варенички да пирожочки…
Марина откусила кусочек и даже зажмурилась от удовольствия. Вера Ивановна отозвалась от плиты:
– Подожди, Мариночка, сейчас свеженькие будут…
Марина со страдальческим видом посмотрела на бабушку, погладила себя по впалому животу и обречённо вздохнула.
– Чаю или кофе налей, не жуй всухомятку, – строго сказала Надежда, перемывая посуду у раковины.
Марина согласно кивнула головой, но не сдвинулась с места, и Надежда, бросив недомытую плошку из-под теста, сама приготовила дочери кофе.
– Назови хотя бы одну причину, почему я это делаю? – спросила она, ставя перед Мариной чашку.
– Наверное, потому, что ты – моя мама, и ты меня любишь… – пожала плечами Марина, и обе рассмеялись.
– Да уж, с этим не поспоришь, – резюмировал Максим и потянул жену за руку, усаживая на стул рядом с собой. – Сядь, посиди хоть минутку! Что ты всё на бегу да на бегу?
Николай Васильевич бросил взгляд на настенные часы, которые показывали 9 часов 4 минуты.
– Кстати, о телевизоре, куда Маринка скоро не влезет, если будет с такой скоростью трескать оладьи… – заметил он. – А чего это мы его не включаем-то! Хоть московские новости глянуть, пока дикторша местного телевидения «плюшками балуется»…
Николай Васильевич легонько потрепал Марину за щеку, взял пульт и включил телевизор. Там показывали страшный документальный видеоряд – вой сирен, дым, раненые.
– Неужели опять Израиль?.. – пробормотал Николай Васильевич.
– …29 марта 2010 года в 7 часов 56 минут произошёл взрыв на станции метро «Лубянка» во втором вагоне поезда «Красная стрела», который следовал со станции «Юго-Западная» в сторону «Улицы Подбельского», – взволновано рассказывал диктор. – В 8.37 второй взрыв произошёл в третьем вагоне поезда, прибывшем на второй путь станции «Парк культуры» Сокольнической линии. Имеются погибшие и раненые. На месте трагедии работают спасатели. Возбуждено уголовное дело по статье «терроризм»…
Все замерли, шокированные увиденным. Улыбки сошли с лиц.
Вера Ивановна медленно опустилась на стул, всхлипнула и утёрла глаза фартуком.
– Да что ж это такое делается, господи… Людей-то
Николай Васильевич сжал в кулаке газету, качая головой. В его глазах застыла тревога.
Надежда непроизвольно зажала рот ладонью. Максим, не отрываясь от экрана, обнял жену, словно пытался её защитить.
Марина даже подалась вперёд, внимая коллегам с центрального телевидения, а потом и вовсе встала из-за стола и подошла к телевизору ближе.
В столовой воцарилась тишина – слышен был только голос диктора, рассказывающего о терактах на фоне шокирующих кадров хроники с места событий.
В это время в столовую влетел Антон – высокий симпатичный парень с длинными волосами, собранными в «хвост» на затылке, в тельняшке и шортах по колено. На ногах – тапочки, как у Марины, только в виде «собачек», примерно 45 размера. Он явно был ещё не в курсе событий.
– Всем привет! Почему меня никто не будит? А если бы мне сегодня не ко второй паре? Вот она, ваша забота!
Заметив напряжённые лица родных, Антон озадачился. На него дружно зашикали и замахали руками. Тут Антон и сам услышал о терактах, растеряно посмотрев на родственников:
– Ничего себе, новости с утра…
Антон подошёл к столу, взял кружку деда и, не отрываясь от экрана, залпом допил его чай. При других обстоятельствах Николай Васильевич непременно разразился бы тирадой на этот счёт, но сейчас даже не обратил на внука внимания.
Диктор сообщал подробности трагедии, а на плите в сковородке дымились подгорающие оладьи…
***
За рулём «внедорожника» сидел Максим, рядом с ним Надежда. На заднем сидении расположились Марина и Антон. Говорить никому не хотелось – каждый думал о своём, и в салоне повисла гнетущая тишина.
Машина остановилась у здания «Воронежского телецентра». Максим, не оборачиваясь, бросил через плечо:
– Первый пошёл!
Марина открыла дверь автомобиля, но выходить не спешила – словно хотела ещё хотя бы минуту побыть с родными.
– Рано не ждите – у меня вечерний эфир. Да и вообще…
Нехотя покинув машину, махнула всем рукой на прощание и – высокая, стройная, красивая – скрылась в дверях телецентра. Антон, глядя ей вслед, заметил с плохо скрываемой нежностью:
– Телезвезда наша…
Надежда вздохнула – после утренних событий всё словно приобрело особый смысл и значение. Она поняла, о чём сейчас думал Антон: как хорошо, что у него есть такая замечательная старшая сестра, – и как было бы ужасно, если бы её вдруг не стало… Она и сама теперь думала только об этом – и сердце сжималось от тревоги. Потерять в результате подобной трагедии кого-то из близких – что может быть страшнее? Надежда гнала от себя эти мысли, но они возвращались вновь и вновь, как надоедливые осенние мухи…