Время наступает
Шрифт:
Мардук скривился.
– Я уже говорил тебе: мне нужен сампир и нужен Кархан, начальник царских скифов. Если он придет, я не причиню ему вреда, более того, готов отпустить домой его приятелей. И не смей рассуждать больше о Законе, я все это уже слышал!
Амердат вздохнул и покачал головой.
– Не мне тебя учить, Мардук. Ты положил начало жизни и начало Закону. Если боги не будут почитать закон, чего же требовать от человека? Но ты – бог, тебе виднее! Однако посмею напомнить, что некогда Кархан бросился спасать мне жизнь, один против целого скопища врагов. Он не ведал,
– Я не могу рисковать и подвергать риску его самого. Неизвестно, как воспримет царский телохранитель новых знакомцев. А заслуживать его доверие – дело не одного дня. Мне нужно, чтобы он пришел туда. – Удрученный бог кивнул в ту сторону, где возвышался над городом величественный мертвый храм. – Причем добровольно. И чем скорее, тем лучше!
– Ты говоришь загадками, о Хранитель скрижалей людских судеб. Впрочем, если желаешь, я передам ему твое приглашение. Это все, что могу для тебя сделать.
– Хорошо, – кивнул Мардук. – Пусть так. Только помни, всем будет очень плохо, если Кархан вдруг решит не вовремя демонстрировать свое воинское искусство.
– В этом тебе его придется убедить, – чуть заметно улыбнулся летописец.
– Теперь, что касается «Дыхания Мардука», – кивнув, продолжил уставший бог.
– Отныне сей камень не принадлежит твоим жрецам и зовется «Душой Первозавета».
– Да, я это помню, – недовольно поморщился Мардук. – Но сейчас он мне нужен, хотя бы на время.
– Ты уже говорил об этом, – напомнил Амердат. – И я вновь скажу: тебе ведомо, где камень, и у тебя достаточно приверженцев, чтобы попытаться вернуть его себе.
– Этот самозванец хитер и скользок, как угорь, – скорчил недовольную гримасу победитель Тиамат.
– Хуже того, камень достался ему по праву. Теперь, если помнишь, «Душа Первозавета» должна собрать вокруг себя все остальные части изначальной скрижали.
– Боюсь, с этим пока ничего не выйдет.
– Это еще почему?
– Потому что никакой скрижали не существует и не существовало в никогда.
– Но по уговору…
– Который я заключил с твоим сыном, – перебил его Мардук, – она должна существовать. Как видишь, старик, память мне еще не изменяет. Но скрижали нет. Во всяком случае, пока еще нет.
– Это ставит под угрозу мир богов, – удивленно покачал головой вечный старец. – Уговор должен быть соблюден!
– Не учи меня, бессмертный. Кто же мог подумать, что сампир попадет в руки этого мошенника? Кстати, он ведь не эборей. А в уговоре сказано: «Если эбореи обретут его»!
– Эти слова не обманут даже меня, земного человека. А уж богов и подавно. Не станешь же ты утверждать, Отец премудрости, что эбореи не получили его?
Мардук хмуро уставился на собеседника.
– Я намерен следовать условиям соглашения, но даже для этого мне нужен камень. Потому и прошу тебя, старик, помоги мне. Я знаю, что ты не обязан делать этого, но также мне ведомо, что сие в твоих силах. Помоги мне, а в награду, если пожелаешь,
Старец Амердат одарил Повелителя богов долгим изучающим взглядом.
– Ты искушаешь меня знанием. Но сомневаюсь, чтобы я действительно хотел знать это. Однако, если соблюдение уговора и впрямь требует моей помощи, я сделаю, что могу.
– Что ж, полагаюсь на твои слова, мудрец, – произнес Мардук и растаял в воздухе.
Амердат шел по улице, обдумывая те фразы, которые намеревался записать гусиным пером на тончайшем пергаменте, выделанном из шкуры нерожденного теленка: «…Когда же установлен был между богами вечный мир, заключили они меж собою уговор, нерушимый для каждого из них. Ибо презревший данное слово навеки утрачивал власть над прочими словами. Не повиновались ему более ни люди, ни звезды, никто из живущих, ни листья, ни даже пыль под его ногами. И по уговору тому был дан Закон и сотворены для мира знаки силы. Всякий народ нарек тем знакам свое имя, и всякий обратил их силу к чаяниям своим. В одном же все они были едины: всякий из этих знаков отворял небесные врата на короткий миг, превращая в единое целое мир людей и мир богов. Сампир же был создан Энки и Мардуком для народа своего в часы, когда от общего корня не изошли еще ветви…»
– Амердат, почтеннейший! – донеслось из темноты. Летописец вздрогнул было от неожиданности, но легко узнал голос и, улыбнувшись, покачал головой.
– Кархан, откуда ты здесь?
– Зашел навестить, да только дома тебя не застал, – пробасил громадина-скиф. – А я уже начал волноваться, куда это ты запропастился в такую-то промозглую ночь.
– Гулял, – бросил в пространство старец. – Смотрел. Слушал. Кто не видит мир, тот не ведает его. Теперь же, когда твои друзья в безопасном месте, я могу не опасаться, что нежданные гости причинят вред моему обиталищу. Но тебя-то что заставило идти сюда ночью под дождем, да еще и дожидаться моего возвращения?
Кархан вздохнул. Действительно, столь поздний визит трудно было списать на обычную любезность. А с тех пор, как его соратники перебрались в уединенную лачугу козопаса среди диких скал на краю пустыни, и этой уважительной причины для частых посещений у него больше не оставалось. А потому, не слишком вдаваясь в церемонии, Руслану пришлось брать быка за рога. Конечно, ему бы хотелось, чтобы тема, которую он собирался затронуть, всплыла как бы невзначай, к слову, но с мудрым Амердатом все ухищрения выглядели как-то нелепо, и Руслан, понизив голос, заговорил:
– Я хочу посоветоваться с тобой.
– Я весь обратился в слух. Что тревожит моего могучего друга?
– К счастью, это тревожит не меня, – усмехнулся скиф, – а Даниила. Но то, что этот боговдохновенный человек не находит себе места, действительно вызывает у меня беспокойство.
– Ты не хуже моего знаешь, что тот, кого ты именуешь Даниилом, вовсе не тот, за кого себя выдает.
– Разве он когда-то называл себя этим именем? – парировал командир царских телохранителей. – Это мир именует его Даниилом.