Время неба
Шрифт:
Покачнувшись, провожаю взглядом сорвавшийся с кончика сигареты пепел и трясу головой. Надеюсь, его попустило, он в объятиях своей девочки и не вспоминает обо мне.
Я не обижусь. Я тоже забуду сегодняшний разговор.
Юность — прекрасное время надежд, планов, бушующих чувств и странных решений, имеет свойство молча уходить, предавать, разбивать надежды.
Но предвкушение чего-то неведомого, неизбежного и фатального, возможного только в мае, все равно сводит мышцы и давит на горло.
Избавляюсь
По темной мраморной лестнице спускаюсь вниз и, поборовшись с массивной дверью холла, оказываюсь в сказке — кружевах черемух и сиреней, шуме моторов и воплях клаксонов, отголосках музыки и пьяных запахах цветения.
Что мне их корпоративы, когда впереди два дня отдыха. Завтра утром сяду в электричку и все выходные проведу возле мамы, верной собачкой внимая ее наставлениям и наущениям. Как бы мне ни хотелось ослушаться, я не могу — не оправдала возложенных надежд и все еще в некоторой степени завишу финансово. Да и нет у меня больше никого. Никого во всем белом свете.
Сворачиваю в поросший елями сквер, нашаривая в кармане зажигалку и верную пачку, но возня, мат и звуки глухих ударов заставляют остановиться и замереть.
— Где вес, придурок? Мы тебе пальцы переломаем. Гони бабло. Счетчик капает! — Люди в черных капюшонах ногами избивают скрючившегося на траве парня, но тот не сопротивляется, только прикрывает голову руками.
На скамейке я вижу расстегнутый рюкзак с белой анархией, а в поверженном парне узнаю… его. Кажется, он в полнейшем дерьме.
— Эй, что вы делаете! — Кричу, и они, как по команде, оборачиваются.
Тут же, как в концовке дурного кино, становятся явными и другие детали. Нападающие вовсе не его ровесники, а гораздо старше. Их четверо, а я одна. Мальчишка приподнимается на локтях и утирает рукавом кровь, а я судорожно соображаю, как его спасти. Как нам спастись.
— Иди мимо. Если не хочешь рядом прилечь! — огрызается огромный мордоворот. Мальчишка сплевывает, скользит по мне безмятежным взглядом и ухмыляется, но получает кулаком в живот и снова скрючивается. Меня мутит.
— Он вам должен? — умирая от страха, пищу чужим голосом: — Я отдам! Только, ребят… прошу вас, хватит!..
— Уйди, пожалуйста. Отвали. Чуваки, я вообще ее не знаю! — протестует мальчишка и снова ловит удар под дых.
В желудке взвивается тошнота.
— Я знаю его. Я все отдам. Дайте пару минут — добегу до банкомата…
Орки переглядываются, и, придя к какой-то ведомой только им молчаливой договоренности, кивают. Двое остаются на месте, а еще двое увязываются за мной, для скорости подталкивая в спину.
Ноги
За музыкальным фонтаном зазывно сияет зеленая вывеска банка, дрожащей рукой вставляю в ячейку карту и ввожу пин-код.
— Сколько? — Оборачиваюсь на безучастных орков, и один из них, заглядывая в экран, сипит:
— А сколько у тебя там? Триста? Отдавай все, тогда и снимем долг с твоего утырка.
Кисло улыбаюсь, давлюсь слезами, набираю тройку и пять нулей.
Прощай, мечта. Не ждите меня, Мальдивы…
Но, может, это и есть тот самый шанс измениться и выйти из зоны комфорта?
***
10
10
В экстремальные ситуации с участием отморозков я не попадала лет десять — с момента, как перекрасила волосы с кислотно-розового в цивильный русый и сменила гардероб.
Орки, сверившись с чеком, рассовали наличку по карманам и отвалили, а меня все еще трясет. Досада, страх, омерзение накатывают волнами — словно я соприкоснулась с мерзкими сущностями из темного мира, и те забрали часть энергии и любви к жизни…
А вот гарантий, что парень больше не в опасности, мне никто не дал.
Слезы искажают картинку, кончики пальцев покалывает от паники.
Спешу обратно в сквер, но ватные ноги, как в кошмарном сне, не подчиняются командам мозга, путь занимает целую вечность, хотя в обычных обстоятельствах от банкомата до елок пара минут прогулочным шагом.
На скамейке, спрятав лицо за ладонями, сгорбившись, сидит он, и из груди вырывается вздох облегчения.
— Эй… Ты как… — присаживаюсь рядом и тихонько трогаю его грязный рукав. Парень дергается, убирает руки, но, увидев меня, расслабляется.
— Прекрасная незнакомка… Слава богу. Ну вот зачем ты влезла, а?
— Они же… — Откашливаюсь и оцениваю причиненные ему повреждения — губа разбита, на скуле синяк, толстовка и ворот футболки запачканы кровью… — Запросто могли убить!
— Ну и сдох бы. Тебе-то какое дело? — устало вздыхает он. — Сколько они с тебя взяли?
— Ну… только то, что они трясли с тебя. — Испуг отступает, адреналин сходит на нет, и смутные подозрения превращаются в уверенность — меня ограбили на сумму, сильно превышающую его долг.
— Сколько теперь я должен тебе? — допытывается парень. — Неужели полтос?
Не хочу, чтобы он догадался, что меня развели, не хочу, чтобы чувствовал себя виноватым — потому и блефую:
— Да, пятьдесят.
— Не ври. Тебе не идет… — он криво усмехается. — Я эту сумму наобум назвал — просто чтобы проверить. Так сколько на самом деле?