Время новых дорог
Шрифт:
Оказавшись в заежке, Пустовойт и Зарубин довольно шумно обозначили свое появление, отряхиваясь от снега и стуча по половицам промокшими обледенелыми сапогами. Пустовойт несколько раз довольно громко окликнул хоть кого-нибудь из обитателей, но не получив никакого ответа, скинул полушубок и стал стягивать сапоги, явно радуясь возможности проделать все это. Зарубин тем временем подошел к празднично накрытому столу и, налив из ближайшей к нему бутылки полстакана коньяка, протянул его своему заместителю.
– А
– Вынужден отказаться. Утром надо выбираться отсюда.
– А как этот прекрасный напиток может помешать твоим планам? Скорее, наоборот. Согреемся, поедим, выспимся, а утро вечера мудренее – примем то или иное решение в зависимости от погоды и обстоятельств.
– За ночь я должен хотя бы бегло просмотреть всю документацию по участку. Судя по тому, что мне уже известно, перспективы могут быть почти из области фантастики. Голова должна быть прозрачной.
– Имей в виду, отказ от согревающего грозит серьезными простудными осложнениями.
– Исключено.
– Почему исключено? Очень даже не исключено.
Зарубин тем временем, осматриваясь, прошелся по заезжей и, вернувшись к накрытому столу, с недоумением спросил:
– Куда они все подевались?
Пустовойт, внимательно изучавший содержимое стола, уверенно поставил диагноз:
– Очевидно, вышли нас встречать. Судя по звукам и огням, которые мы с тобой разглядели, двинули в противоположном направлении. Представить себе не могли, с какой стороны мы с тобой нагрянем. Не переживай, скоро прибудут. Смотри, какой столик накрыли – любо-дорого.
Выпив налитый Зарубиным коньяк, Пустовойт опустился на стул во главе стола и, блаженно прикрыв глаза, стал ждать, когда тепло окончательно справится с его не на шутку продрогшим телом.
– Двадцать первый век свои годки отсчитывает, а мы с тобой на своих двоих, с опасностью для жизни. Впрочем, на наших сибирских просторах многое с опасностью. Особенно в таких медвежьих углах, где никогда не предугадаешь, что и откуда прилетит и какие будет иметь последствия. Советую тебе все-таки приложиться. От ста граммов коньяка еще никому хуже не становилось.
Зарубин присел на корточки перед догорающей печкой и, пристально глядя на огонь, неожиданно спросил:
– Зачем ты все-таки полетел со мной?
– Ты это серьезно? – не сразу отреагировал на вопрос Пустовойт и развернулся вместе со стулом в сторону шурующего в топке кочергой Зарубина. – А я-то думал, отметишь мое служебное рвение. При моем больном сердце, можно считать, почти самопожертвование. А ты такие вопросы задаешь.
– Потому и задаю.
– Расценивай, как подхалимаж.
– Исключается.
– Тогда давай остановимся на версии, что хочу тебе помочь. Ты в этом таинственном таежном углу впервые, а я здесь уже не раз побывал. И, пожалуйста, не говори, что в помощи ты не нуждаешься. Никто лучше меня не знает, как она тебе нужна.
– Считаешь, что сможешь
– Почему нет? Разве я тебе не помогал? Не доказывал на каждом углу твою талантливость, твои возможности, твою способность на большее? Дело прошлое, но я почти испортил отношения с Нетребко. Из-за тебя. Он словно чувствовал, что ты, в конце концов, сядешь на его место. Не перебивай, пожалуйста. Да, сейчас я не всегда бываю согласен с тобой. Тебе еще не хватает опыта. Как видишь, я вполне откровенен. Я был против твоего десанта сюда, но все-таки полетел с тобой. Чтобы ты окончательно убедился, разобрался. Выпей коньячку, согрейся и поверь, все будет хорошо.
– Хотелось бы надеяться.
Зарубин подержал поданный Пустовойтом стакан, вернул его на стол и снова заходил из угла в угол по заезжей, внимательно приглядываясь к каждой мелочи. Долго рассматривал патефон.
– Интересно, где у них рация?
– Где-нибудь в надежном месте, – с показным равнодушием буркнул Пустовойт. – Голованов мужик аккуратный.
Тем временем Зарубин заглянул в комнату Наташи.
– По-моему, здесь обитает женщина… Может такое быть?
– Вполне.
Зарубин зашел в комнату, зажег свет.
– Французские духи… Зеркало… Однако. Кто такая?
В ответ на вопросительный взгляд Зарубина Пустовойт загадочно улыбнулся и тоже вошел в Наташину комнату.
– Ты же сам потребовал срочно подготовить документацию по участку. Вот мы и подкинули ее в помощь Голованову.
– Симпатичная? – начиная догадываться, попробовал уточнить Зарубин.
– Если бы ты знал, как я рад твоему вопросу. Это я к тому, что лучше иметь дело с грешным начальником, чем с ходячей добродетелью. Есть на что опереться.
– Не советую опираться на чужие грехи. Ненадежная опора.
– Самая надежная, уверяю тебя. Что касается твоего вопроса – очень даже. Вдобавок, кажется неглупа. Да ты ее должен знать. Прозябала в отделе прогнозирования. Попросилась сюда, сказала, что хочет заняться настоящим делом. Наташенька Южакова… То есть Наталья Степановна. Не помнишь?
Отстранив своего заместителя, Зарубин вышел из комнаты, подошел к накрытому столу, одним глотком опустошил содержимое налитого Пустовойтом стакана. Многое из происходившего с ним за последние дни вдруг стало для него совершенно очевидным. Не все, конечно. Предстояло убедиться окончательно.
– Давно она здесь?
– Второй месяц. Этот шикарный стол наверняка ее рук дело. Голованов бы палец о палец не ударил. Почувствовал себя незаменимым в этом углу. Во всяком случае, старается быть таковым. Хоть какая-то опора для самоуважения. За сорок, а все еще начальник абсолютно бесперспективного участка. Это с его-то способностями. А как хорошо начинал. Предупреждаю – с ним будет нелегко.
– Знаю.
– Вы, кажется, друзьями когда-то были?
Зарубин, не ответив, направился было к входной двери, но вдруг увидел лежащие на лавке цветы. Поднял, даже понюхал.