Время освежающего дождя
Шрифт:
Если пожелаешь переменить стольный город, пошли в Кахети гонцов. Пусть князья собирают дружины. Пусть явятся под мое начало. И церковь благословит такое. А если будут сопротивляться разуму и не внемлют твоему приказу, я докажу непокорным, что пригнуть сардаров шаха к копытам коня моего было труднее…
Обдумай, царь, и пореши. А если желание народа будет твоим желанием, выслушай устно посланника: его слово – мое слово. Азнаур еще и дважды и трижды предстанет перед тобою, принося мои и выслушивая твои мысли… Все свершится, как я сказал…
Верный служитель
Чавчавадзе тяжело дышал, взглянул на царя и торопливо повернулся к Дато:
– Уважаемый азнаур, не сочтешь ли ты приятным отдохнуть под кровлей богоравного? Царь Теймураз обдумает послание, благосклонно выслушает тебя и ответит Моурави.
Дато учтиво поклонился и вышел. Его не обманула сдержанность кахетинцев. Если бы радость могла бить фонтаном, она хлестала бы из глаз царя, князей и пастырей.
Действительно, когда Вачнадзе, проводив Дато, вернулся, он увидел необычайное. Говорили одновременно, громко, жестикулируя, едва соблюдая установленное обращение.
Сам Теймураз с покрасневшими веками метался по залу. Наконец-то! Опять царство! Два царства! Телави и Тбилиси! Переменить стольный город… Нечего менять, Греми не возродится…
Говорили долго, все взвешивая, все предугадывая. Теперь особенно важными казались очищение Георгием Саакадзе Нижней Кахети от персидских переселенцев, его помощь кахетинским азнаурам в восстановлении хозяйств, вновь воздвигнутые им укрепления на восточных рубежах. Сожалели, что Саакадзе не упомянул в свитке, с какими царствами и княжествами думает заключить союз. Батумские паши заверяли: Моурав-бек домогается дружбы с Блистательным Стамбулом. Но особый гонец, азнаур Заал, выпытал – с папой Римским. А Лома клянется: только с Имерети.
Архиепископ Феодосий сокрушался, что Моурави не проявил дальновидности: ему бы с единоверной Русией договориться. Внезапно Джандиери вспылил и принялся упрекать архиепископа в бесполезности его поездок в страну гладкого льда.
Медленно перебирая агатовые четки, вступил в разговор архимандрит Арсений. Он напомнил об опасности, надвигающейся из Самцхе-Саатабаго. Османы стремятся не только разобщить грузин, но и отторгнуть Иверию от Русии. Они покровительствуют католическим миссионерам, пропуская еретиков всюду, где закрыто всевидящее око. И богопротивные монахи расползаются, яко черви. Следует царю Теймуразу в своем послании упомянуть об этом, дабы Георгий Саакадзе остерегался дружбы с хитрецом Пьетро делла Валле.
Чавчавадзе, напротив, советовал царю пока не печалиться о вере. Доброжелательно кивнув Арсению, князь поздравил его со счастливой удачей владеть Цинандали, расположенной вблизи рубежа Шамхалата. Разбойникам не надоедает скатываться на Алазанскую долину и опустошать его, Чавчавадзе, владение.
Оказалось, и Джандиери и Вачнадзе тоже думали о диких шамхальцах, разоряющих не только их, но и соседей. Необходимо незамедлительно просить Саакадзе помочь расправиться с собаками шаха, как он расправился с Двалети.
Чавчавадзе поддержал
Теймураз молчал. Он думал об одном: сперва вернуть престол, а уже потом беспокоиться о том, с кем заключать союз.
Лишь на другой день Дато пригласили к царю – выслушать то, что Моурави не доверил пергаменту. На простой куладже Дато сверкал маленький павлин, напоминая о взятии Кандагара. Цаги из черного сафьяна украшали золотые кисти. Строгостью одежды Дато подчеркивал важность своей миссии.
Он только слегка коснулся широких замыслов Саакадзе, вскользь упомянул о постоянном войске в шестьдесят тысяч сабель, о предстоящем большом посольстве в Стамбул, об оживленной торговле на новых караванных путях и незаметно перешел к делам Кахети. Дато настаивал на немедленном выезде советников в Кахети для переговоров с князьями. И народ необходимо подготовить к предстоящим государственным событиям. Так же считал необходимым выехать архимандриту Арсению к католикосу – пусть отвезет от царя Теймураза жалобу на пренебрежение церкви к богоравному Теймуразу, который не собирается вековать на чужбине.
Потом на тбилисский майдан пусть отправится азнаур Лома и закупит для цариц парчу и атлас… Щедро расплачиваясь, он должен шепнуть купцам, что царь Теймураз в большом почете в Стамбуле, но благополучие грузин он, как всегда, ставит превыше всего, радуется возрождению Картли и повелел по воскресеньям служить молебен о здравии Великого Моурави. Пусть чаще заглядывает в духаны азнаур Лома и не скупится на угощение и разговор. Как ручьи с весенних гор, должно зажурчать восхищение царем Теймуразом.
Приятно изумленные кахетинцы все сильнее проникались верой в успех замышленного.
После вечерней еды Дато долго беседовал с Чавчавадзе, поражая опытного царедворца умом, блеском речи и знанием дел царства. Задуманное потребует значительного расхода, поэтому Дато, отодвинув на каменном столе чернильницы, положил перед растроганным князем два тугих кисета и пообещал в следующий приезд доставить хурджини с монетами большого веса – на общее святое дело.
Послание Великому Моурави царь Теймураз писал сам. В нем не звучали шаири, оно было насыщено признательностью и клятвенным заверением все дела объединенного Кахетино-Картлийского царства решать совместно, ибо царь Теймураз думает как раз так, как думает Великий Моурави.
На прощальную еду пожаловали царица и царевна. Теймураз был необычайно задумчив. Он уже чувствовал на своей голове венец, который давил его тяжестью забот о царстве.
Наоборот, князья и пастыри были искренне веселы и красноречивы. Всем полюбились красивый и умный Дато и простодушный Гиви. О новой встрече думали с удовольствием…
Едва зеленоватый полумесяц показался над скалистыми отрогами ущелья, «барсы» бесшумно выскользнули из ворот Гонио, свернули за проводниками вправо от тропы и скрылись в непроходимой чаще…