Время освежающего дождя
Шрифт:
– А какому черту исповедовался я? – возмутился Зураб. – Где забвение, там нет любви!
Не хотел помнить Зураб, из-за кого погибла зеленоглазая Нестан из знатного рода Орбелиани. Обо всем позабыл, помнил лишь о своем бесчестье. Он, арагвинский витязь, достойный хрустального пера Руставели, – муж гаремной служанки! Неслыханный позор! Каким мечом выкорчевать его? Какой кровью смыть?
Словно угадывая его мысли, Шадиман продолжал:
– Напрасно терзаешься, князь, наше святая церковь расторгнет твой брак, ибо христианину воспрещается иметь жену-магометанку!
– Неподобающий разговор начал ты, Шадиман. Если рассчитываешь привлечь меня,
– Я коснулся твоего сердца, дабы дружба наша воссияла от залога. Смотри!
Зураб сумрачно взглянул вниз и несказанно удивился: деревья застыли, точно окаменели в своем красочном уборе, а ему чудилось – буря несется над солнечным садом, сгибая до земли чинары и дубы и кружа ярким хороводом цветы.
Задумчиво сидела Магдана на мраморной скамье. Было ей не более пятнадцати лет. Пленительная робость еще сковывала ее гибкие руки, тугие, рудой отливающие косы ниспадали с покатых, еще детских плеч, а из-под тенистых ресниц печально и величественно смотрели лучистые глаза. Бледно-голубой шелк облекал ее тонкий стан… И Зурабу хотелось глубоко вздохнуть, но было страшно – вот-вот волшебное видение исчезнет и черный туман окутает и сад, и замок.
Смотрел Зураб и не мог насмотреться.
– Вдохновенный монах увековечил мою Магдану неувядаемыми красками, – хвастал Шадиман. – Обрати, князь, свое благосклонное внимание на фреску. Княжна Магдана держит на ладони свое достояние – замок Марабду, а ноги ее обвивают змеи из жемчужных нитей. Раскрытые ларцы, как водопады, низвергают фамильные драгоценности. Но, увы, ее нежная рука не в силах удержать знамя Сабаратиано, и она призывает витязя…
– Какой витязь, Шадиман, удостоится столь высокой награды?
– Тот, кто навек объединит знамя двух княжеств и вздыбит его над вершиной могущества.
– Князь Шадиман Бараташвили, благодарю за оказанную мне честь, но… прекрасная из прекрасных княжна достойна неизмеримо большего. Я раньше завоюю горцев, а потом буду молить Магдану разделить со мной блистательный трон.
На заре Зураб с оруженосцем исчезли за железной дверью. Гулко звучал конский топот в подземном коридоре.
Потом встревоженно крикнули птицы. Кто-то сорвал с глаз всадников повязки и мгновенно скрылся. Зураб жадно вдыхал лесной воздух. Над ним круто поднимались заросшие горы.
До ночи плутали князь и слуга, пока не выбрались на тропу, приведшую их к Шавнабада.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Вспоминая теперь эту ночь, Зураб испытывал гордость. Настал час манящего простора, довольно жестких братских объятий Моурави! Собираясь в Метехи на совещание князей, Зураб чувствовал, что он вместо куладжи надевает кольчугу.
Неожиданно дверь распахнулась, и Моурави, не здороваясь, опустился на скамью:
– Говори, Зураб, чем недоволен?
– Что ты, Георгий, разве не вместе праздновали…
– Ты со мною не хитри, Зураб, прямо скажи, что тебя мучает?
– Мое бесславие…
– Бесславие?
– Да. И ты в этом повинен! Что дал тебе мальчик Кайхосро? Почему при выборе правителя обо мне забыл? Разве мой род ниже Мухран-батони? Почему ты обошел меня?
Саакадзе не спешил с ответом: «Я тебе хоть тем помогаю в великих трудах царства, что не мешаю…» – вспомнил он слова Кайхосро.
– Зураб, я всегда считал тебя умнее других. Почему же сейчас ты так беспокойно мыслишь? Разве допустили бы батонишвили,
– Ты другое дело – ты больше, чем царь, ты царь над царем.
– Только мое величие видишь? А может, догадался о бессонных ночах, когда я, подобно безумцу, каждый раз по-иному мысленно сражаюсь с шахом Аббасом? Или ты не заметил, что нет больше покоя в лице моем? Что не вижу, как дети растут, как Русудан, молча и гордо, в одиночестве несет свои страдания, свою тревогу матери и грузинки?.. Тогда что ты, князь, заметил в доме твоей сестры? Почему вместо братской помощи, которую клятвенно обещал мне, ты подтачиваешь молодые корни с трудом мною выращенного растения? Нет, Зураб, не мелкими чувствами личного возвеличения озабочен Моурави. Как возлюбленный, полный страсти нетерпения, стремлюсь увидеть я мою Картли прекрасной и непокоримой. Не царем увидеть, не властелином ее, а первым обязанным перед родиной.
Никогда Зураб не испытывал такого гнева и волнения: «Снова стремится покорить меня этот великан! Не мечом, не огнем, а пламенем своего слова, величием души. Но тщетно: я вырвусь из тисков его воли!»
– Георгий, разве я ослеп? Все вижу, и напрасно о братской клятве напомнил, я о ней не забываю… Во всем жди моей помощи, но и мне не отказывай… Выслушай справедливые мысли. Мои владения упираются в скалы, бродят наверху горцы, ежечасно угрожая спокойствию князя Эристави. Разве не разорили меня дерзкие хеви, когда за тобой в Исфахан ушел? Разве мтиульцы не поспешили отложиться от владетелей Арагвских? Или забыл, как оссы у стен Ананурского замка жарили джейранов? Кто поверит, что они мирно грызут свои камни, а не подготавливаются темной ночью снова осадить Ананури!
– Ошибаешься, Зураб. Страх твой напрасен, никто не посмеет посягнуть на владетелей Арагвских. Может, другое заставляет твои мысли скользить над опасной пропастью?
– Ты угадал. Не успокоюсь, пока не покорю горцев! Я хочу стать властелином, царем гор… Мною все обдумано, все подготовлено. Через месяц выступаю с арагвинским войском на хевсуров. Я знаю, не легко покорить хевсуров, но я их покорю! А если падет Хевсурети, нетрудно будет склонить выи мтиульцам, пшавам и кистам. Не о вассальной зависимости думаю, – на это не соглашусь, какую бы дань ни предлагали. О воцарении думаю, о венчании на царство гор. Пусть у моего трона толпятся послы хана Гирея Крымского, царя Русии, султана! Пусть у моих ног вьются дороги на четыре стороны света! Хочу сверху смотреть на Картли и трижды двадцать раз возвеличить свое знамя!
– Высоко вознесли тебя орлы. Но подумал ли ты, кто из князей допустит твое воцарение? И слишком сильны и свободолюбивы хевсуры, чтобы покориться тебе живыми. Надеюсь, не над камнями собираешься царствовать?
– Я не все тебе открываю…
– Хорошо делаешь. Хевсуры в тяжелые для Картли дни пришли на помощь и, как витязи, дрались против наших врагов… Я тоже хочу поступать с ними по-рыцарски. Так же – с тушинами, пшавами, мтиульцами и кистами. Горцы свободны и должны оставаться свободными союзниками Картли.