Время палача
Шрифт:
— Вот как? Кто же тогда, по-вашему, должен заниматься этим делом?
— Мое мнение таково, что мы снова столкнулись с Палачом, — твердо произнес Шматов, — тем самым, что по собственному разумению вершит суд и выносит приговоры. А посему надо обращаться либо к особистам, либо к экстрасенсам.
— Та-а-ак, договорились… — протянул полковник. Продолжая исподлобья глядеть на собравшихся, Стогов сердито стиснул в пальцах карандаш. — Значит, без чертовщины у нас снова никак не обходится. Я правильно вас понял?
— Выходит, что так.
Сема Эсес
— Не пройдет, мальчики. Ни под каким соусом! Или хотите массовой отправки на Агафуровские дачи?
— Не отправят. — Неуверенно промычал Шматов. — Не те нынче времена.
— Верно, не те. — Брови Стогова сошлись на переносице. — И все же об экстрасенсах придется забыть.
— Но вы же сами видите, какое тут дело, — подал голос Сергей.
— Не вижу! — рявкнул полковник. — Пока не вижу. Зато отлично помню дело о так называемом «барабашке». Или забыли, как тогда лопухнулись?
— Так это же не мы! — Шматов растерянно поскреб челюсть. — Там смежники оплошали…
Разумеется, дело о «барабашке» они помнили отлично. Еще и журналисты постарались — раструбили, считай, на всю страну, ученых из Питера зазвали. Для установления контакта, так их перетак! А как начали стучать в стену да задавать вопросы, так и дождались. Всклокоченный и разъяренный, снизу прибежал старик со шваброй и чуть было не поубивал всех. «Полгода житья нет! — блажил он. — И в потолок им стучишь и по батареям, — никакого понимания!..»
В деле тогда разобрались скоренько. Стучал, как оказалось, действительно дед. Очень уж допекали его шумливые соседи. То скандалят, то магнитолу гоняют. Вот и начал пугать по ночам. Они музыку врубают, он — по батареям лупит, они — кричать, он — по стенам. Поначалу, говорит, действовало, а потом обнаглели — отвечать стали. В общем — смех и грех…
— Короче, мужики, давайте кумекать. — Семе Эсес перешел на более миролюбивый тон. Видно, поговорку о «кнуте и прянике» он помнил прекрасно. — Уверен, что в этом деле можно обойтись без мифотворчества. Вот майор Закучаев, к примеру, полагает, что операцию провернули конкуренты Маршала. Сами судите, празитон — наркотик из новых и, что особенно важно, на порядок дешевле афганского сырья. Вот героинщики и взбесились. Мало ли в городе серьезных группировок, кому под силу провернуть такую мокруху. Тот же Рубай, например, или Папа со своими отморозками. Считай, все кормятся с маковых плантаций, а тут вдруг Маршал вынырнул со своим празитоном! Ясное дело, осерчали. А пятна там на стенах или пожар — это не так уж сложно инсценировать.
— А как быть со внутренними кровоизлияниями?
— Ну и что? Подумаешь мозг вскипел! После иного взрыва еще не такое бывает. Людей, говорят, из одежды вытряхивает.
— Так не было же взрыва!
— Короче! — голос Семы Эсес вновь налился медью, широченные ноздри предупреждающе дрогнули. — Даю три дня на разработку удобоваримой версии. Еще раз повторяю — удобоваримой! Напрягайте агентуру, людишек на рынках поспрошайте, бомжей, но только чтобы никакой мистики! Понятно изложил?
—
— Интересно, что бы он сказал, сунь мы ему под нос ту фиговину? — шепнул Сергей. — Или тот шкафчик бы показали?
— А ничего бы не сказал. Сема — мужик верткий. Его такими феноменами не проймешь.
Совещание катилось по накатанной колее. Назначали ответственных, распределяли обязанности. Сменяя друг дружку Закучаев со Стоговым «строили» подчиненных, ставили на вид, распекали и воспитывали. Как известно, только в ежовых рукавицах человеческий материал становится шелковым. Именно поэтому воспитуемые стоически изображали внимание, зевать старались украдкой, по мере сил скрывая свое далеко не шелковое нутро.
После совещения, когда вышли в коридор, Шматов помял в пальцах сигарету, рассеянно сунул в зубы.
— Ну, Сергунь, что будем делать?
— Как что? Займемся сочинительством.
— Чего сочинять-то?
— Удобоваримую версию. Нам же ясно было сказано, — иного им не надоть.
— Словом, идите туда, не знамо куда.
— Оно самое…
Они уже выбрались на лестницу, когда снизу на них налетел Андрюха.
— Слыхали новость? Инкассаторов щипанули. На полтора лимона зеленых.
— У нас?
— В том-то и штука, что у нас. А главное — всего один огнестрел. Охрана видела только вспышку, после чего все выпали в осадок. Когда очухались, денежки уже тю-тю. — Андрюха шагнул ближе, лихорадочно зашептал: — И еще кое-что!
— Ну?
— Мужики говорят, там по всему броневику черные пятна натыканы. Как у нас, смекаете?
— Ты не путаешь?
— Чего тут путать! Вполне реальные пятна. И снова никаких синяков. Разве что у одного из охранял шишка на затылке. — Андрюха спохватился. — Ну все, мужики, бегу докладывать. Информация-то срочная…
Взглядом проводив убегающего коллегу, Шматов переглянулся с Мироновым.
— Интересное кино, а, Сергунь? Значит, прав я насчет нашего экстрасенса? Никак нам теперь без него. Ты с ним связывался?
— С Вадиком-то? Само собой. У него, правда, ни минуты свободной, но о встрече договорились. Заодно рассказал в общих чертах что да как.
— А он что?
— Честно говоря, энтузиазма особого не проявил, но обещал помочь.
— Ничего, — капитан сурово пожевал губами, — сводим его в подвальчик, продемонстрируем пятна, фотографии с покойными, авось прорежется энтузиазм.
— Заодно покажем ему ту фиговину.
— И фиговину покажем. Обязательно… — Шматов сумрачно кивнул вслед убежавшему Андрею. — Только этого попрыгунчика предупреди, чтобы не болтал попусту. А то мальчонка молодой — проговорится — и пропишут нам ижицу за игры с аномальщиной.
— Напомню, — Миронов кротко кивнул. — Андрюха — парень сметливый, не проболтается.
Глава 8
Коротко тенькнул селектор, и медоточивый голосок Аллочки доложил: