Время покупать черные перстни
Шрифт:
— Да как вы смеете! — снова дернулся Борис Яковлевич. — Как вы смеете ставить людям в вину нежелание терпеть унижения?!
Но Зонов не слушал его. Он подошел к двери и принялся колотить в нее. Ему открыли. Мы видели, как он, перекинувшись парой слов с сержантом, пошел, конвоируемый двумя охранниками, к выходу.
— Зря мы его упустили, — огорчился Сан Саныч, — надо было его заложником оставить.
— Лучше наложником, — хохотнул Жора. — Из него сейчас заложник, как из меня балерина: он тут больше не котируется.
Мы ждали полчаса,
Следующий день прошел так, будто ночью ничего и не случилось. Хотя нет, изменения были. Во-первых, мы встали только к обеду и обошлись без всяких построений. Во-вторых, двери в лаборатории были заперты на огромные амбарные замки. В-третьих, сначала в столовой, а потом и в расположении за нами постоянно наблюдал теперь молодчик с автоматом.
Мы были озлоблены, мы требовали немедленно выдать нам предателя-Зонова для расправы. Но охранник в разговор не вступал, только смотрел с нескрываемой неприязнью да матерился с акцентом. А когда кто-нибудь подходил к нему ближе, он замахивался прикладом или передергивал затвор. Родом он был явно откуда-то с юга, и мы не сомневались, что, если понадобится, он не задумываясь спустит курок.
Флакончики с растворами были у Сан Саныча при себе, и их содержимого вполне хватило бы на то, чтобы выбраться отсюда. Но при том режиме боевой готовности, в котором находилась сейчас охрана, повторять попытки бегства было небезопасно: нас, безоружных, перестреляли бы как котят. «В целях государственной безопасности».
На ужине мы принялись колотить тарелками по столам, скандируя: «Зо-но-ва, Зо-но-ва!» И моментально получили добрый «урок демократии»: группа солдат, орудуя, как и вчера, дубинками и прикладами, загнала нас назад в спальню.
Если вчера, во время «пресс-конференции» с Зоновым, многие склонились в его сторону, сегодня, пережив новые унижения и побои, все окончательно согласились с Борисом Яковлевичем. Согласились с его яростью и желчью.
Он все-таки появился. Он появился только на следующее утро с дипломатом в руке.
— Все, — сказал он, — отправляетесь домой.
Тем, что именно эту фразу он произнес первой, он спас себя от десятка желающих прикончить его тут же, не сходя с места. Услышав эти слова, майор Юра вновь взял командование в свои руки и объявил построение. Как ни странно, и теперь его послушались, видно, понимая: в последний раз.
— Значит, так, — сказал Зонов, похаживая перед строем, — еле сумел убедить Академию, что эксперимент успешно завершен задолго до планируемого срока. Но, сами понимаете, пока все согласовали с МВД и КГБ, пока оттуда дали кодограмму нашим доблестным защитникам… Короче говоря, вас освобождают. Но, как я уже сказал, только потому, что налицо уже готовый результат. И сейчас каждый из вас, точнее
Мы молчали.
— Что, еще посидеть хотите?
Мы молчали. Тишина длилась долго и становилась тягостной.
— Поймите меня правильно, — снова прервал ее Зонов, — через два дня сюда прибудет комиссия Академии. Чем я перед ней отчитаюсь за истраченную сумму — немаленькую, надо заметить? А ваши заявления послужат основанием тому, чтобы ваши родные институты перевели в НИИ ДУРА деньги на погашение расходов. Механизм этой процедуры уже согласован.
Юра почесал затылок и сказал:
— Не лежит у меня душа это заявление писать. Что же получается? Что вы не просто молодец, а вдвойне молодец — такие результаты, в такой короткий срок. Я вот что думаю: подождем-ка и мы здесь эту комиссию. Жили месяц, еще два дня поживем.
— Ладно, — сказал Зонов, — видно, не провести мне вас. Я с самого начала предполагал, что кто-нибудь заупрямится, но чтобы все — это для меня сюрприз. Вот, — он достал из дипломата небольшую стопочку отпечатанных типографским способом бланков и пустил их по рукам.
— «Под руководством…» — фыркнул Борис Яковлевич.
— Вы можете подать на меня заявление в прокуратуру, а можете заполнить эту бумагу и отправить ее в институт, адрес на обороте, — сказал Зонов, — поступайте как вам подскажет совесть. Я прошу только взять этот бланк, сохранить его и не рвать так демонстративно, как это делает Борис Яковлевич Рипкин, которому, кстати, и пожелай он, нечего туда вписать. Все. А с комиссией я уж как-нибудь сам разберусь. Идите, собирайтесь.
С сумками и портфелями в руках мы гурьбой валили через КПП. Вел нас Зонов с двумя солдатиками. Сначала я думал, они его от нас охраняют, но потом мне стало казаться, что наоборот, его-то они как раз и конвоируют.
Старик-сторож, пропуская нас, сердобольно сипел:
— Счастливенько доехать, дураки. Эх, дома-то, небось, вам трудно будет. Вертайтесь давайте. Мы зла не помним. У нас-то тут с вами как с людьми…
— Дураки! Свобода! — звонко прокричал на выходе Сан Саныч.
А часовые так и продолжали расхаживать по периметру.
— Они что, и пустой барак охранять будут? — спросил я Зонова.
— Зависит от вас. Или месяца через три все здесь снесут, или я приведу сюда новую партию гениальных неудачников.
— А эти зачем? — кивнул я на его «сопровождающих».
— Любая деспотия рано или поздно оборачивается против своих же создателей, — не без горечи усмехнулся Зонов. — Вас-то им отпустить приказано, а меня, на всякий случай, наоборот — арестовать. До прибытия комиссии и окончания разбирательства.