Время прощаться
Шрифт:
Я киваю, как будто подтверждаю каждое сказанное им слово.
— О чем я и говорю! Ты центральная нервная система всего этого организма, Ральф. Без тебя все рухнет. Поэтому-то я к тебе за помощью и обращаюсь.
Он пожимает плечами, изображая смирение. Интересно, Ральф понимает, что я играю с ним в «хорошего полицейского», умасливаю его, чтобы взамен получить то, что мне нужно? Наверное, наверху в комнате отдыха полицейские до сих пор обсуждают, какой он дряхлый и медлительный, и если умрет неожиданно
— Помнишь, я интересовался одним старым делом? — продолжаю я, наклоняясь ближе, чтобы это осталось между нами. — Хочу найти образец ДНК, который брали в лаборатории. Ты не мог бы сделать пару звонков и помочь мне с этим?
— Помог бы, если бы мог, Верджил. Но пять лет назад в лаборатории округа лопнули трубы. Когда карточки намокли, власти лишились вещдоков за восемь лет. Такое впечатление, что годов с тысяча девятьсот девяносто девятого по две тысячи седьмой не существовало.
Улыбка на моем лице застывает.
— В любом случае, спасибо, — говорю я и покидаю участок, пока никто меня не увидел.
Я пытаюсь придумать, как сообщить эту новость Дженне, когда подъезжаю к своей конторе и вижу припаркованный у входа «Фольксваген жук». Как только я вылезаю из своего грузовичка, тут же возникает Дженна и засыпает меня вопросами.
— Узнали что-нибудь? Можно узнать, кто похоронен? А то, что это было десять лет назад, не станет проблемой?
Я смотрю на Дженну.
— Ты мне кофе принесла?
— Что? — удивляется она. — Нет.
— Так ступай и принеси. Слишком рано для допроса с пристрастием.
Я взбираюсь по лестнице в контору, осознавая, что Дженна и Серенити идут за мной. Отпираю дверь, пробираюсь через горы улик, чтобы добраться до письменного стола, где и падаю в кресло.
— Оказалось, найти образец ДНК той, кого мы десять лет назад опознали как Невви Рул, будет сложно.
Серенити обводит взглядом контору, которая выглядит лишь немногим лучше, чем помещение после бомбежки.
— Удивительно, что ты вообще что-то можешь здесь найти, дорогуша.
— Я не здесь искал, — возражаю я, удивляясь тому, что пытаюсь объяснить схему работы полиции по сохранению улик человеку, который верит в волшебство, как вдруг мой взгляд падает на небольшой конверт, брошенный поверх остального хлама на столе.
Внутри фрагмент ногтя, который я обнаружил в шве форменной рубашки потерпевшей.
Той самой форменной рубашки, которая так напугала Дженну, потому что была вся в запекшейся крови.
Таллула мельком смотрит на Серенити и бросается меня обнимать.
— Виктор, как мило с твоей стороны! Никогда не доводилось слышать, что то, чем мы занимаемся в лабораториях, помогает в реальной жизни. —
— Ой, я не… — возражает Серенити, а Дженна отвечает:
— Не совсем.
— Если честно, — объясняю я, — мы пока еще не нашли мать Дженны. Серенити просто помогает мне в этом деле. Она… экстрасенс.
Таллула тут же поворачивается к Серенити.
— Была у меня тетя… Всю жизнь твердила, что отдаст мне серьги с бриллиантами. Но она умерла, не оставив завещания, и представляете, эти серьги как в воду канули. Хотелось бы знать, которая из моих подлых сестричек их прикарманила.
— Я вам сообщу, если что-то узнаю, — бормочет Серенити.
Я поднимаю бумажный пакет, который принес с собой.
— Лулу, окажи мне еще одну услугу.
Она приподнимает бровь.
— Ты еще за предыдущую не расплатился.
Я улыбаюсь, на щеках появляются ямочки.
— Обещаю. Как только распутаю это дело.
— Ты предлагаешь мне взятку, чтобы я занялась твоим анализом без очереди?
— Все зависит от обстоятельств, — флиртую я. — Ты любишь взятки?
— Тебе известно, что я люблю… — выдыхает Таллула.
Мне не сразу удается от нее освободиться и вытряхнуть содержимое пакета на стерильный стол.
— Я бы хотел, чтобы ты взглянула вот на это.
Рубашка грязная, порванная, почти черная.
Таллула достает из ящика ватную палочку, увлажняет ее и трет о рубашку. Ватный кончик становится розовато-коричневым.
— Рубашке уже десять лет, — говорю я. — Не знаю, насколько она пригодна. Но я надеюсь, черт побери, ты сможешь сказать, совпадает ли этот образец с образцом ДНК, который ты взяла у Дженны. — Из кармана я достаю конверт с фрагментом ногтя. — И с этим тоже. Если интуиция меня не подводит, один совпадет, другой нет.
Дженна стоит по другую сторону железного стола. Одной рукой она мнет край рубашки, пальцы другой прижаты к сонной артерии — считает пульс.
— Меня сейчас вырвет, — бормочет она и выскакивает из комнаты.
— Я тоже пойду, — говорит Серенити.
— Нет, — останавливаю я. — Давай я.
Застаю Дженну у кирпичной стены за зданием лаборатории, где однажды мы смеялись над собой. Только сейчас она сдерживает рвотные позывы. Волосы упали ей на лицо, щеки горят. Я обнимаю ее за талию.
Она вытирает рот рукавом.
— Вы когда-нибудь болели гриппом, когда вам было тринадцать?
— Да, наверное.
— Я тоже. Не ходила в школу. Но бабушке нужно было ходить на работу. Поэтому некому было убрать волосы с моего лица, подать полотенце или имбирное ситро. — Она смотрит на меня. — Неплохо было бы поболеть в окружении родных, понимаете? Но моя мама, скорее всего, мертва, и убил ее мой отец.