Время прощаться
Шрифт:
— Мы не знаем, станет ли он…
— Он не виноват. Он не ведал, что творил.
Она произносит это с такой уверенностью, что я понимаю: неважно, во что она верит; важно, во что ей нужно верить.
Я прижимаю девочку к себе, чтобы она немного всплакнула у меня на плече.
— Серенити, — приглушенным из-за рубашки голосом говорит Дженна, — вы разрешите с ней поговорить, когда мне будет нужно?
Одно «но»: люди умерли. Когда я еще была экстрасенсом, то общалась с духами только ради клиентов. Я хотела помочь людям пережить горе, а не быть 1-800-горячая-линия-с-загробным-миром.
Когда у меня все получалось, у меня
Однако я готова пожертвовать личной жизнью, если смогу вновь общаться с духами. Я бы никогда не предсказала Дженне неправду — девочка заслуживает большего! — поэтому никак не могу дать ей того, что она хочет.
Но я смотрю ей в глаза и обещаю:
— Конечно.
Достаточно сказать, что путь домой оказывается долгим, тернистым и проходит в молчании. Нам не попасть на самолет без разрешения опекуна Дженны, потому что она еще несовершеннолетняя, поэтому мы едем на машине ночью. Я слушаю радио, чтобы не заснуть. Где-то на границе с Мэрилендом Верджил нарушает молчание, только сперва оглядывается назад, чтобы убедиться, что Дженна крепко спит.
— А если она мертва, — говорит он, — что мне делать?
Удивительное начало разговора.
— Ты имеешь в виду Элис?
— Да.
Я медлю с ответом.
— Думаю, ты выяснишь точно, кто это сделал, и отправишься за ним.
— Я больше не полицейский, Серенити. А теперь оказывается, что я никогда настоящим полицейским и не был. — Он качает головой. — Я всегда думал, что это Донни напортачил. А оказывается, сам виноват.
Я смотрю на него.
— Я к тому, что в тот день в заповеднике было столпотворение. Никто не знал, как оградить место происшествия, когда вокруг бродят дикие животные. Томас Меткаф был вне себя, хотя изначально мы этого не знали. В заповеднике пропали люди, хотя никто не сообщил об их исчезновении. Одна из них — взрослая женщина. Ее-то я и искал. Поэтому, когда обнаружил женщину в бессознательном состоянии, все грязную и в крови, я сказал врачам скорой помощи, что это Элис, и ее доставили в больницу под этим именем. — Он повернулся к окну, профиль его освещали фары проезжающих мимо машин. — У нее не было удостоверения личности. Я должен был довести дело до конца. Почему я не помню, как она выглядела? Какие у нее были волосы: белокурые или рыжие? Почему я не обратил на это внимания?
— Потому что ты сосредоточился на том, чтобы ей оказали медицинскую помочь, — объясняю я. — Не казни себя. Ты же не хотел никого запутать, — замечаю я, вспоминая о собственной тайной карьере шарлатанки.
— Вот тут ты ошибаешься, — поворачивается он ко мне. — Я похоронил улику. Тот рыжий волос, который нашел на теле Невви. Когда я читал отчет патологоанатома, то не знал, что он принадлежит Элис, но я точно знал, что эта улика означает: данное дело — не просто несчастный случай. Тем не менее я согласился с напарником, что жители хотят чувствовать себя в безопасности, что нападение слона плохо само по себе, но убийство — еще хуже. Поэтому я сделал так, что эта страница из отчета исчезла, и, как и предрекал
— И что ты сделал с этой страницей?
— Я положил ее в карман в то утро, когда меня посвящали в детективы. А потом сел в машину и сорвался с утеса.
Я вжимаю тормоз в пол.
— Ты что сделал?
— Датчики решили, что я умер. Похоже, произошла остановка сердца. Но и тут все оказалось не слава богу. Потому что очнулся я в отделении реабилитации, в вену мне вводили какую-то ерунду вроде окситоцина, и боль была такая, что убила бы десятерых покрепче меня. Стоит ли говорить, что на службу я не вернулся. Начальство не слишком жалует тех, кто стремится свести счеты с жизнью. — Он смотрит на меня. — Теперь ты знаешь, кто я на самом деле. Мне претила мысль, что еще двадцать лет придется строить из себя хорошего парня, когда я знал, что таковым не являюсь. По крайней мере, когда я сейчас говорю людям, что я — алкоголик-неудачник, то ничуть не кривлю душой.
Я думаю о Дженне, которая наняла экстрасенса-самозванку и детектива с собственными тайнами. Думаю о продолжающих появляться доказательствах того, что Элис Меткаф и была пострадавшей, тело которой обнаружили в заповеднике десять лет назад. И почему я ни разу этого не почувствовала?
— Я тоже должна тебе кое-что сказать, — признаюсь я. — Помнишь, ты постоянно спрашивал, могу ли я связаться с духом Элис Меткаф? А я ответила «нет», что, вероятно, потому, что она не мертва.
— Да, — усмехнулся он. — Похоже, твой Дар нуждается в проверке.
— И не только. Я ни словом не обмолвилась с духами с тех пор, как дала неверную информацию сенатору Маккою о его сыне. Я выдохлась. Все. Конец. У этой палки больше паранормальных способностей, чем у меня.
Он смеется.
— Намекаешь, что ты — шарлатанка?
— Еще хуже. Потому что я не всегда была такой.
Я смотрю на Верджила. Вокруг его глаз зеленые тени — отражение от зеркала, как будто он какой-то супермен. Но он вовсе не супермен. Он такой же испорченный, израненный, изнуренный борьбой, как и я. Как все мы.
Дженна потеряла мать. Я — доверие к себе. Верджил — свою веру. У каждого из нас не хватает какой-то частички. Но на какое-то время я поверила, что вместе мы можем быть одним целым.
Мы въезжаем в Делавэр.
— Дженна, если бы даже захотела, не могла бы найти более неподходящих для помощи себе людей, — вздыхаю я.
— Именно поэтому нам нужно все сделать правильно, — говорит Верджил.
Элис
Я на похороны Грейс в Джорджию не поехала.
Ее похоронили в семейной могиле рядом с отцом. Гидеон поехал, Невви, разумеется, тоже, но жизнь заповедника складывается так, что кто-то должен остаться, чтобы позаботиться о животных, какой бы весомой причины для отъезда ни было. На протяжении той страшной недели, пока тело Грейс не выбросило на берег — целой недели, в течение которой Гидеон и Невви продолжали надеяться, что она жива, — мы все налегали на работу, чтобы восполнить отсутствие Грейс. Томас собирался брать нового работника, но подобные вопросы так быстро не решаются. А сейчас, когда не было половины работников, нам с Томасом приходилось трудиться круглосуточно.