Время ранних разлук
Шрифт:
Фронт встретил молодых офицеров душной тишиной долговременной обороны.
Из Сватова нас послали в Ворошиловград. Из Ворошиловграда совсем недалеко — в район села Боровского.
Боровское стоит на песках. Северный берег Донца — сплошные дюны, на несколько километров.
Здесь, в дюнах, в бревенчатом блиндаже находится командный пункт третьего дивизиона пушечного артиллерийского полка.
В этом дивизионе мы будем служить — Тучков, Курский и я, Доронин — в соседнем.
Оставив вещевой мешок в траншее, вхожу в блиндаж. Мне
Красин — атлетического сложения человек в гимнастерке с расстегнутым воротом — сидит за дощатым столиком над картой.
Я докладываю:
— Лейтенант Крылов для прохождения службы явился.
Красин жмет мне руку, приветливо улыбается, спрашивает:
— Что вы думаете делать?
Отвечаю:
— Воевать.
— Ну, тогда принимайте пока топографический взвод. Там командир болен — малярия…
Страшная, проклятая малярия! Я с ней познакомился очень скоро — с желтой комариной болезнью, которая валила с ног на Северном Донце многих.
— Вы на фронте в первый раз? — спрашивает Красин.
— В первый.
— Посмотрите, как выглядит оборона, — говорит он и приглашает меня к стереотрубе.
В стереотрубу виден город Лисичанск.
Поворачиваю трубу вправо, влево. Дома, терриконы шахт, вышки, содовый завод, улицы. И все мертво. Никакого движения, никакой жизни.
— А теперь полистайте боевые донесения.
Я читаю донесения. Все они, как и положено по уставу, начинаются одной и той же фразой: «Передний край обороны проходит по реке Северный Донец…»
Пока я читаю донесения, в блиндаж входит… старший лейтенант Исаев.
— Крылов?! — радостно кричит он и бьет меня ладонью по плечу. — Вот уж не думал, что здесь встретимся!
— Вы знакомы? — интересуется Красин.
— Конечно! — трубит Исаев. — Он же из спецов! Можно сказать, мой подопечный.
— А вы в этом дивизионе? — спрашиваю Исаева.
— Нет, начальником штаба во втором.
Мы вспоминаем школу, лагеря, Кувшинки, «Таню-Танюшу», знакомых ребят.
— А Курский где?
— Здесь. Только что ушел. И Тучков. И Доронин. Доронин будет служить у вас, во втором.
— А Троицкий, этот рыжий? «Чемпион» по лыжам…
— Папа в Ташкенте устроил…
Исаев разводит руками:
— Другого и ожидать нельзя было.
Разговаривая, я кошу глазами на капитана Красина.
Он отложил в сторону карту, достал кусок дерева, большой нож и что-то вырезает.
Заметив мое любопытство, говорит:
— Вот из этого сучка человечек получится. Тут все почти уже сделано природой. Чуть поправить только…
Потом, бывая у командира дивизиона, я всегда видел его за работой. То он сидел над планшетом, с линейкой и целлулоидным кругом, то фигурку из дерева вырезал, то писал. И всегда был удивительно спокоен. Вот уж действительно чувствовал себя человек в любой обстановке как дома!
Это и понятно. Красин — кадровый военный. Провел кочевую, полную неожиданных
Мы со старшим лейтенантом Исаевым продолжаем говорить о спецшколе, о Кременецком, Теплякове, о геноссен ляйтерин Ласточкиной. Красин нас прерывает:
— Я думаю, вечер воспоминаний окончен, — мягко улыбаясь, говорит он. — Вам, лейтенант Крылов, надо приступать к работе. Берите топографов, теодолиты, мерные ленты, планшет и к шестнадцати ноль-ноль сделайте привязку боевого порядка.
Привязка — малопривлекательная вещь. Это многочасовой кропотливый труд. Надо найти перекресток дорог, церковь или тригонометрическую вышку — любую точку, которая имеет на карте определенные координаты, — и шагать, шагать от нее по всем батареям — от одной к другой, — вымеривая расстояния и углы, шагать не прямо, а зигзагами, как позволяет местность, рельеф. И все это нужно для того, чтобы с точностью до нескольких метров определить местоположение батарей и наблюдательных пунктов.
В шестнадцать ноль-ноль я прихожу к капитану Красину, сообщаю координаты боевых порядков.
Командир дивизиона берет карту, наносит на нее батареи. Потом бросает циркуль, долго смеется. Смеется громко, раскатисто.
— Лейтенант, все три батареи нашего дивизиона стоят на суше, а у вас они то на озере, то в болоте. Как вы объясните это странное явление?
Как объяснить? Я сгораю от стыда, беспомощно топчусь на месте, как школьник. Вот уж не думал, что произойдет такая ошибка. Топографической привязкой я занимался в училище, для меня это не новость. И вдруг такой просчет в первый день на фронте.
— Лейтенант Крылов, как вы объясните? — настаивает Красин.
— В углах, наверно, напутал, товарищ капитан.
— А почему?
Я молчу.
Красин смеется.
— Вы сегодня слишком волновались, а офицер должен быть хладнокровным. Вы и сейчас волнуетесь. Перестаньте. Честно признаюсь, поначалу когда-то тоже врал…
Мне становится легче.
— Не впадайте в панику, — продолжает Красин. — И не думайте, что все так легко и просто. Научитесь.
Я выхожу с командного пункта. Метров сто можно пройти в рост: противник не видит.
Слышу песню. Ее поет нежный девичий голос:
Теплый ветер дует, Развезло дороги. А на Южном фронте Оттепель опять. Тает снег в Ростове, Тает в Таганроге. Эти дни когда-нибудь Мы будем вспоминать.Осматриваюсь. Поет молоденькая девчонка. Она сидит на бревне около входа в траншею. Полненькая, курносая, светловолосая. В зеленой гимнастерке с полевыми погонами, в зеленой юбке, с холщовой сумкой через плечо. На сумке — красный крест.