Время щенков
Шрифт:
Всякое дело здесь начинается сразу после восхода и заканчивается с наступлением сумерек. Жители Мастерового квартала не любят попусту жечь горючие кристаллы.
Здесь свои праздники, развлечения и обряды. Сюда можно прийти по делу, но не любопытства ради.
Все это рассказал за кружкой зеленого пива моему учителю Торгриму Тильду живущий на Замковой улице сапожник Андреас, хилый сын каменотеса и белошвейки.
Мы с Гердой шли по Мастеровому кварталу, и встречные открыто, пристально разглядывали нас. В этих взглядах не было злобы или неприязни, но и доброжелательными назвать их было
Кузнец работал. Тяжелый молот взлетал над могучим плечом Бьерна, замирал на миг и обрушивался на лежащую на наковальне заготовку.
– День добрый, мастер.
– А? – обернулся к нам кузнец, успев в последний раз ударить по заготовке. – А… День добрый, хессе. К вашим услугам. На заказ вам что-нибудь выковать, или готовое посмотреть хотите? Или же вы… Так дверь я починил. И замок новый сделал.
– Какую дверь?
– Так у Келов же в доме.
Мы заверили Бьерна, что ни к двери, ни ко всему дому Келов отношения не имеем.
– Хорошо, коли так, – кузнец вздохнул с явным облегчением. – Я-то думал, опять будущий тесть вредничает. Всем уже про эту дверь наябедничал. В хронику еще записать, чтобы и перед потомками мне стыдно было. А я ведь не со зла, не из баловства. За Фриду просто испугался очень. А дверь я починил. И стеклышки в окно вставил, хотя вовсе и не я их вышиб.
– Какие стеклышки?
– Цветные. Сейчас в Городе многие такие хотят, и на Короне, и простые люди. «Модно» – говорят. Раму делают с решеткой и в нее стеклышки вставляют, квадратные, вот такие, – согнув указательный палец и оттопырив большой, кузнец показал размеры стекла. – Только Келам плохо кто-то сделал, не держатся.
– Рама не держится?
– Нет, сами стекла. Меня родители Фриды прежде на порог не пускали, вот и приходилось под окнами маяться. Дело-то как было… Пришел и встал как всегда от фонаря подальше. У них там фонарь, как раз окно Фриды хорошо видно, но я всегда вставал, где потемнее, потому как мамаша у нее, дай ей Драконы здоровья, – Бьерн огляделся и, заговорщицки понизив голос, продолжал, – тилл безрогий, а не женщина, могла и гадостью какой из окна облить. Так стою, значит, жду, может, Фрида хоть на минуту выглянет. Свет она уже погасила, чтобы родители думали, будто спать легла. Вдруг вижу – с крыши какое-то чучело свешивается. Стукнуло по двум стеклышкам, они и вывалились. Пакость эта лапу просунула, задвижки убирает. А потом поднимает раму и прямо в комнату к Фриде лезет! Тут уже я не стерпел. И вот оно как все получилось. А стекла я тогда же и вставил, как поуспокоились все немного. Дверь потом, там работы много, а стекла сразу. Укрепил там все, замазал, а то дуло как из пропасти, Фрида мерзла.
– Мастер, вы сказали Хельге… главному прознатчику про окно?
– Нет, – кузнец смущенно переложил из руки в руку даже на вид кажущийся неподъемным молот. – Совестно было… Там же родители Фриды стояли, еще люди. Вот, сказали бы, нашла себе росомаха. Дверь вышиб, окно еще как-то умудрился. Только стекла новые вставили… Так что хотите, хессе? Для дома что-нибудь? Оружие тоже могу.
И тут мне словно Драконы шепнули.
– Нож, – сказал я. – Мне нужен большой дорожный нож.
– Это не он, – убежденно сказала Герда.
Я молча кивнул.
Добросовестный кузнец чуть душу из меня не вынул, пытаясь дознаться, как должен выглядеть рисунок дракона, где размещаться на рукояти, и не лучше ли перенести это художество на клинок. А стоило заикнуться о дыре
В конце концов мы сошлись на обычном ноже, без новшеств и украшений. Подарю его Гудрун, на кухне всегда пригодится.
Мастеровой квартал мы покидали чуть ли не бегом. Кто знает, насколько тут любят сплетничать о заказчиках и с какой скоростью распространяются слухи.
У храма Меда сели на скамейку, чтобы все обсудить.
К изготовлению ножей-убийц Бьерн Хальс был признан непричастным. Если кузнец и ковал их, то явно не знал, для чего, и «украшал» их тоже не он.
– А хлына на него не напала, потому что не заметила, он в темноте стоял.
Герда недоверчиво оглянулась на Мастеровой квартал.
– А может кузнец для нее невкусный?
Глава 11
Глава 11
И снова нас разбудили посреди ночи. Похоже, в Ратушном квартале появилась новая нехорошая традиция. На сей раз зло сотворил ночной патруль. Дверь открыла сама Хельга, вместо заполошных воплей перепуганного метельщика был четкий рапорт стражника, и собрались мы с сестрой необычайно тихо и быстро, никого больше в доме не разбудив. Только, когда уже выходили, пробудился Вестри, потянулся было за нами, но передумал, широко, с привизгом зевнул и атаковал дверь в комнату Герды.
До Рогатки добрались быстро и без приключений.
В караулке сидели Тора Хольм, мрачная, как сова днем, сильно разгневанный чем-то Гест Гастис и какой-то серый неприметный мужичонка. На лбу ханурика багровела свежая шишка. Оле Сван задумчиво разглядывал разложенные перед ним на столе веревки с крючьями, живодерского вида ножи и прочие предметы самого жуткого вида.
Не успели мы с Хельгой войти и поздороваться, как Тора Хольм заговорила. Булочница была не испугана, но возмущена. Что же это творится в Гехте, люди добрые? Легла спать в своем доме и только задремала, как гром, звон, холодом потянуло. Открыла глаза, смотрит, а в окно какая-то рожа лезет. Второй этаж-то! Злоумышленник выбил или вынул два стекла из недавно заведенного Торой новомодного окошка, открыл задвижки и уже поднял раму. Какова наглость! Рука хессы Хольм была тверда, глаз верен, брошенная лампа попала роже прямо в лоб. Дальше за слабую женщину вступился хеск Гастис, спасибо ему огромное. Что сам купец делал ночью у окна булочницы и с какой его стороны? Ну что за вопросы вы задаете, хессе!
Наконец Тора закончила говорить, а купчина молчать и грозно посверкивать глазами на побитого злодея. Пригласив всех присутствующих за исключением «рожи» почаще бывать в ее заведении, булочница удалилась в сопровождении кавалера.
Хельга и Оле переглянулись – начинался следующий этап дознания.
Капитан Сван поднялся из-за стола, встряхнулся, как пришедший с улицы пес, и неспешно двинулся к нахохлившемуся нарушителю ночного покоя.
– Ну что, – произнес Оле почти ласково, – рыло преступное, радость каталажки, отвечай быстро, честно, а главное добровольно: зачем испугал тетеньку?