Время скорпионов
Шрифт:
— Этого мальчика я знаю. Он ходил в мечеть. Возможно, там он встречался с Хаммудом. Но ведь он умер?
— Так вы в курсе?
Сириец рассмеялся:
— Здесь новости узнают быстро, вы же знаете. Почему вы о нем спрашиваете?
— По всей видимости, он, как и Хаммуд, болтался здесь. И у них были, как бы это сказать, довольно сходные идеи.
— А еще?
Ружар задумался, должен ли он рассказать о смерти ливанца. Очевидно, его собеседник об этом не знает. Или ловко играет свою роль. Ружар предпочел смолчать.
— Пока больше ничего. Я просто стараюсь установить взаимосвязи.
— Одно ясно: этот мальчик был близок к Мохаммеду.
— Вот с этого и начнем. А где его можно найти, этого Мохаммеда… Туати, так, кажется?
— Проще всего пойти в мечеть, он там теперь каждый день. Бдительно охраняет свою территорию, как старая сука детенышей. Но остерегайтесь его, это человек опасный.
Ружар достал блокнот и открыл его:
— Можете дать мне адрес?
— Ну так что, гуйа,как дела на рынке?
Облокотись о прилавок в «Аль Джазире», Карим беседовал с Салахом.
— Я очень устал. У меня нет привычки к ручному труду. — Мохаммед пристроил его на халлал [173] к оптовому торговцу мясом. Он вставал рано утром и каждый день до двух часов таскал туши. — Но я чувствую себя гораздо лучше, с тех пор как…
Торопливо вошел парень, которого Феннек никогда не видел. Мальчишка знаком показал хозяину, что хочет что-то сказать ему на ухо. Тот склонился к пришедшему, несколько секунд слушал и выпрямился, явно взволнованный.
173
Hallal (араб.) — забой мяса.
— Зачем ты пришел сказать это мне, а? Пойди предупреди Мохаммеда, он в мечети.
Парень убрался так же стремительно, как появился.
Салах качал головой.
— Что случилось?
— Опять старый Махлуф нас достает.
Карим знал старика. Пару раз, в начале своего внедрения, он встречал его в мечети. После последнего большого скандала тот перестал приходить, но использовал любую возможность, чтобы помешать деятельности салафистов из двадцатого округа.
— Что он еще сделал?
— Улд эль-харба, [174] этот сукин сын еще болтает с незнакомцем! А тот, похоже, что-то записывает.
— Журналист? Чего ему надо?
— А я почем знаю? — Салах с заговорщицким видом склонился к Кариму: — На днях старика заставят замолчать насовсем.
Коробка. Коричнево-белая коробка. Это был первый образ, пришедший на ум Амель, когда такси остановилось у дома Сесийона в квартале Пре-де-Лэрп.
— Вы уверены, что хотите, чтобы я вас здесь оставил? — Шофер обернулся к ней. Казалось, он удивлен и не слишком спокоен за нее. И за себя тоже.
174
Ould el kharba (араб.) — клянусь Аллахом.
Журналистка расплатилась,
Стояла хорошая погода. Ярко светило солнце. Вокруг было тихо, пустынно. Еще чуть-чуть, и она бы назвала это место спокойным. Но это было лишь ложное впечатление — квартал пользовался не лучшей репутацией, и, похоже, вполне заслуженно. Разумеется, чаще говорили о Мас-дю-Торо, ничейной земле. Квартал приобрел известность в девяностые годы из-за того, что породил Халеда Келькаля — ученика-террориста, убитого тогда жандармами в пригороде Лиона. Но Пре мог ему не завидовать.
Признаки упадка виднелись повсюду: вызывающие беспокойство детали, обнаруживающие себя, стоило лишь взгляду задержаться на чем-нибудь. Остовы обугленных автомобилей среди пока что выживших машин, сгоревшие помойки, кучи нечистот, граффити с лозунгами — один страшнее другого, — неухоженная растительность, битые стекла. Первое представление Амель об этом месте потускнело и стало гнетущим.
Журналистка поднялась на четыре ступеньки, отделяющие ее от двери, и вошла. Она оказалась в темной парадной. Слева ломаные почтовые ящики и план здания. Прямо перед ней лифт. Справа лестница, а на ней трое парней моложе ее. Треники, задранные до середины щиколотки, — знак того, что они якобы принадлежат к выходцам из рабов, — кеды, кепки и темные кожаные куртки. Клоуны. Они прекратили говорить и курить, чтобы рассмотреть пришелицу.
Амель сделала вид, что не замечает их.
Найдя на плане квартиру Сесийонов, на четвертом этаже, она быстрым шагом направилась к лифту. Кнопка вызова безвозвратно вошла в панель. У нее за спиной раздались смешки. Амель безуспешно попыталась вытащить кнопку. Похоже, кабина не двинется с места, где бы она ни находилась.
— Эй, Смуглая, лифт не работает.
Девушка обернулась.
Тот, что заговорил с ней, сидел на самой нижней ступеньке и разглядывал ее с самодовольным и угрожающим видом.
— Если хочешь пройти, тебе сначала придется перешагнуть через нас. — Парень на мгновение обернулся к своим товарищам, те закивали. Без сомнения, он их главарь. — А то это сделаем мы.
Новый взрыв хохота.
Амель ответила ему гневным взглядом, исполненным самых противоречивых чувств. Гнев. Она подумала о своем отце, он бы взорвался, будь он здесь. Его ненависть к этому отребью, этим бездельникам стоила их семье многих напряженных объяснений. Облегчение. Поскольку сегодня утром она оделась просто — брюки и туфли на плоской подошве. И наконец, страх.
Отступать поздно. Она попыталась придать своему лицу безразличное выражение и направилась к лестнице. Парни не двинулись, но замолчали. Только ухмылялись. В этом подобии тишины слышны были только ее неуверенные шаги по плиткам подъезда и приглушенные звуки телевизоров или радио где-то на этажах.
Она уже собралась перешагнуть через первого парня, когда ощутила, как чья-то рука скользит вверх по внутренней стороне ее бедра и прикасается к лобку. Возмущенная этим омерзительным контактом, Амель запаниковала и отступила к стене. Загнана в ловушку. Теперь подростки встали. Хотя им было всего по шестнадцать-семнадцать лет, она остро ощущала их близость как угрозу.