Время смеется последним

Иган Дженнифер

— Нет. Продавец же в этих случаях действует в открытую. — Алекс уловил в собственном голосе нотки снисходительности. — Тут как раз все по-честному.

— Ага, а вот все эти «в открытую», «по-честному» — это уже из области так называемого атавистического пуризма. АП исходит из существования некоего этического идеала — которого, как мы прекрасно понимаем, нет и никогда не было в природе. Но люди его всякий раз выдумывают, чтобы оправдать собственные предрассудки.

Когда Кари-Анна тихонько заворочалась, Алекс от неожиданности проглотил не жуя длинную

полоску копченой говядины. Сколько они уже тут сидят? Во всяком случае дольше, чем он рассчитывал, — но он не мог себя заставить встать и уйти. Потрясающая уверенность Лулу казалась ему даже не плодом счастливого детства, а ее естеством, чуть ли не частью ее клеточного строения — будто она переодетая королева, которая ходит в простой одежде, только из-за этого подданные ее не узнают.

— Так ты считаешь, — уточнил он, — что если человек соглашается верить во что-то за деньги,то в этом нет ничего заведомо дурного?

— Заведомо дурного, — просияла она. — Шикарный, просто шикарный пример мумификации нравственных принципов! Запомню его для мистера Басти, нашего преподавателя современной этики: он их коллекционирует. А насчет дурного… — Выпрямив спину, она окинула Алекса серьезным, несмотря на дружескую улыбку, взглядом. — Понимаешь, если я верю, то я верю. Кто ты такой, чтобы судить о моих мотивах?

— Если твои мотивы оплачиваются наличными, то это не вера, а дерьмо.

Лулу поморщилась. Еще одна особенность нового поколения: они не сквернословят. Алекс собственными ушами слышал, как нынешние подростки говорят друг другу: «Ты меня удивляешь» или «Знаешь, мне это как-то не очень» — и все на полном серьезе, без иронии.

— Но вообще-то это часто встречается, — размышляла Лулу, разглядывая Алекса. — Этическая двойственность, или ЭД, для краткости, — обычное дело при серьезном маркетинговом усилии.

— СМУ, по всей вероятности?

— Да, — кивнула она. — Вот ты, например, решил не светиться — и создается впечатление, что человек колеблется, чуть ли не вот-вот откажется… Но мне как раз думается, что наоборот: ЭД выполняет роль такой этической прививки: ты как бы заранее извиняешься за то, чем собираешься заниматься, а на самом деле ты этого хочешь… без обид, ладно?

— Ну, то есть как бы говоришь человеку «без обид», и все тип-топ — не важно, что ты его только что обидел, да?

Лулу вдруг залилась румянцем, какого Алекс в жизни не видел: ее захлестнула алая горячая волна — как от удушья или как будто кровь проступила сквозь поры. Алекс невольно заерзал на стуле, скосил глаза на дочку. Оказалось, Кари-Анна не спит, смотрит широко раскрытыми глазами.

Лулу порывисто вздохнула.

— Ты прав, — сказала она. — Прости, пожалуйста.

— Ладно, не парься, — ответил Алекс.

Смущение Лулу ошеломило его еще больше ее уверенности. Когда краска схлынула, ее щеки показались ему болезненно бледными.

— Как себя чувствуешь? — спросил он. — Все нормально?

— Да. Просто немного устала от разговора.

— Аналогично, —

кивнул Алекс. Хотя он скорее не устал, а обессилел.

— Так легко во всем этом запутаться, — пожаловалась Лулу. — В языке же кругом одни метафоры, а они всегда… чуть-чуть мимо. Невозможно сказать то, что хочешь сказать.

— То эта? — спросила Кари-Анна, не сводя глаз с Лулу.

— Это Лулу.

— Знаешь, я лучше буду писать, — сказала Лулу.

— Ты хочешь…

— Да, в телефоне. Можно?

Вопрос был риторический; пальцы Лулу уже бегали по экрану. Спустя три секунды в брючном кармане у Алекса завибрировало и тихонько застрекотало. Пришлось приподнять Кари-Анну, чтобы достать телефон.

списк кмнд? — прочел он на экране.

лови,написал он в ответ и скинул ей список из пятидесяти имен вместе с краткими комментариями.

ок. тгд нчнмИх взгляды встретились.

— Да, так легче, — сказал Алекс.

— Еще бы, — пробормотала Лулу голосом почти сонным от облегчения. — Потому что чище — без философии, без метафор с оценками.

— Дай! — сказала Кари-Анна и потянулась за его телефоном: он забыл его спрятать и бездумно держал прямо перед собой.

— Нет. — Алекс вдруг забеспокоился. — Нам пора.

— Постой! — Лулу смотрела на Кари-Анну, будто только сейчас ее заметила. — Я кое-что ей напишу.

— Нет-нет, мы не… — начал Алекс, но не излагать же Лулу их семейные взгляды на воспитание детей? Телефон в его руке опять завибрировал. Кари-Анна радостно взвизгнула и ткнула толстым пальчиком в экран.

— Я, я! — объявила она.

малыш, тв папа класс

Алекс послушно прочел это вслух и почувствовал, как теперь он сам краснеет. Кари-Анна тыкала в клавиши с яростным воодушевлением изголодавшейся дворняжки, которую запустили в мясной отдел. На экране уже появилась картинка из стандартного детского набора: лев под сияющим солнцем. Кари-Анна тут же принялась зумить льва по частям так уверенно, будто занималась этим с первого дня жизни. Лулу прислала новое сообщение: я не знла св папу, умер до мго рожд.Алекс прочел молча, поднял глаза.

— Обидно, — сказал он, но собственный голос показался ему громким до развязности. Тогда он опустил глаза и, вклиниваясь между толстыми детскими пальчиками, впечатал: жаль.

истор древн мра,ответила ему Лулу.

— Дай! Дай! — гортанно негодовала Кари-Анна, пытаясь дотянуться до отцовского кармана и чуть не вываливаясь из своего слинга.

В кармане вибрировал телефон — вот уже несколько часов, почти непрерывно, с того самого момента, как Алекс с Кари-Анной вышли из греческой закусочной. Неужели вибрации передаются через тело и она их чувствует? — думал Алекс.