Время собираться
Шрифт:
– Готова?
– Да.
Он встал и подошел к ней.
– Пойдем сходим куда-нибудь, выпьем. Потом можем покататься. Свои вещи оставь пока здесь, завтра утром что-нибудь придумаем. Что-нибудь сообразим. О’кей? А теперь – куда ты хочешь пойти?
– Неважно. Куда скажешь.
– Тогда пойдем в бар через дорогу. Милое тихое местечко. Там можно поговорить.
Она кивнула.
Но на тротуаре она вдруг встала.
– В чем дело?
– Наверное, мне лучше сразу домой. А то мне нехорошо.
– Как хочешь.
– Мы можем
– Пешком? Всю дорогу?
– Здесь не так далеко.
– Ладно. Можно взять такси, если устанем.
Они шли медленно. Улицы были пусты и молчаливы. Небо над ними хмурилось. Лишь несколько звезд оставались на виду. Одно облако, громадное, как целый континент, закрыло горизонт. Оно надвигалось, становясь все больше и больше, распространяя свою мутную серость надо всем миром. Одна за другой мигали и гасли звезды.
Верн смотрел в сторону. Рядом шагала Тедди, молча, руки в карманах. Голову она держала высоко, дышала глубоко и редко, приоткрыв рот. Насыщала легкие воздухом, сырым и холодным.
– Славная ночь, – сказала она.
– Да.
– Хорошо, что мы гуляем. – Она продела руку ему под локоть. – Ты не против?
– Нет.
– Знаешь, что я решила?
Он поглядел на нее.
– Что?
Тедди пнула лежавший на тротуаре камешек. Он скатился в канаву.
– Насчет своей квартиры ты, разумеется, прав. Помню, как он на меня глядел – управляющий. Я должна была понять. Но с этим все кончено. – Она с улыбкой посмотрела на Верна. – Точнее, хорошо бы сделать новый старт.
– Новый старт?
– На новом месте. Где ты никогда еще не был. Где можно красить и убирать. Вешать шторы, картины. Начать все заново. Ты давно здесь? Одно и то же место рано или поздно надоедает.
Верн молчал.
– Мы найдем дом, где есть двор. Я буду выращивать в нем зелень. Мне всегда хотелось иметь маленький садик из трав. С ними так вкусно готовить. А еще я смогу забрать Шишаген.
– Это еще что?
– Моя кошка.
– Кошка! Ты же говорила…
– Это другая кошка. Я отдала ее друзьям. Они ее вернут.
Верн был ошеломлен. Он повертел головой.
– Не понимаю. Ты что, собираешься бросить квартиру? Зачем? Ты же не хочешь…
Тедди улыбнулась.
– Квартирной хозяйке я уже сказала. Сегодня утром. Верн, на свете столько всего, чем можно заняться! Ты когда-нибудь красил квартиру? Красил? Ты знаешь, как там пахнет ночью, знаешь этот влажный запах свежей краски? Утром включаешь газ, чтобы сварить кофе. Запах краски мешается с ароматом кофе. И газа. Ярко горит лампа под потолком.
Они пошли дальше. Над ними исчезла последняя звезда, поглощенная бесконечным серым континентом, который занял все небо. Как это возможно? Как возможно, чтобы эти огромные пламенеющие солнца по несколько тысяч миль в диаметре, эти пылающие шары, превышающие размерами Землю, поглотили и засосали в себя нечто столь незначительное, как облако? Все исчезало, пряталось. Весь мир вокруг него таял в серой мгле, превращался в мешанину звезд, мусора, веток деревьев, газет, мелочи, которую гонит по тротуару ветер.
Вот так и он.
Его тоже сметет, как все кругом,
Неужели он всегда был таким беспомощным? И всегда останется таким? Неужели ему не суждено ничего другого?
Они остановились на углу какой-то улицы, пережидая красный сигнал светофора. Кругом никого не было. От перекрестка в разные стороны уходили улицы, мокрые, темные и пустынные. Вдруг Верн замер. И весь подался назад, прочь от девушки.
– В чем дело? – спросила Тедди. – Почему ты стоишь?
– Слушаю.
Она тоже прислушалась.
– Ничего не слышу.
Он пошел назад, напрягая слух. Звук – слабый, знакомый. Звук, которого он так давно не слышал. Кто-то играл на музыкальном инструменте. Но где, он не мог сказать.
Возле какого-то дома он встал и прислушался, наклонив голову к плечу. Потом прошел еще немного назад, мимо самого дома, пока не остановился у ограды, штакетника, опутанного плющом. Сквозь щели между планками, там, где их не заслоняли листья и стебли плюща, проходил свет. Нагнувшись, он прижал к одной из них сложенные рупором ладони и стал смотреть внутрь.
По ту сторону изгороди, в саду, сидел на табурете мальчик и дул в гобой. Он смотрел прямо перед собой, его глаза были прикованы к нотам на пюпитре. Над его головой горела лампочка. Казалось, весь мир перестал для него существовать. Остались лишь холодный инструмент в его руках да ноты на пюпитре. И все.
Вдруг он перестал играть и обернулся. Положив гобой на колени, посмотрел мимо Верна, в пространство. Потом поднес инструмент к губам и заиграл, как прежде.
Издалека, с другого конца квартала, его сердито окликала Тедди. Верн снова шагнул на тротуар и медленно, руки в карманах, пошел к ней.
– В чем дело? Почему ты вернулся?
– Там мальчик, школьник. Играет на гобое.
Тедди пожала плечами.
Они пошли дальше.
Верн все еще не сводил глаз с Карла, когда молодой человек начал просыпаться. Он медленно повернулся, потягиваясь и открывая глаза. И моргнул, увидев Верна.
– Давно проснулись?
– Недавно, – буркнул в ответ Верн.
Карл сел.
– Как погодка? – Отбросив занавеску с окна над своей кроватью, он выглянул наружу. Небо было голубое. С него лился солнечный свет. Вдалеке виднелись машины Компании, высокие колонны, вздымающиеся, точно покинутые башни.
– Похоже, пора вставать, – сказал Карл. Стряхнул с себя одеяла и соскользнул на пол. Бодро улыбнулся Верну, светлые волосы падали ему на лицо. Он отбросил их, чтобы не мешали.
– Пошли завтракать. – Карл был радостно возбужден. – Подумать только, мы можем есть все, что захотим! Даже индейку со сливочным горошком и сливовый пудинг с соусом из бренди.
– Это ты собираешься есть на завтрак?
– Нет, но я мог бы. Подумать только, здесь все – наше. Может, нам все же не так уж и не повезло. Мы здесь как короли. Богачи. Императоры!