Время собираться
Шрифт:
Как бы то ни было, случившееся она, похоже, пережила. Стала сильнее и старше. То, что они сделали тогда – нет, то что сделал с ней он, – видимо, не причинило ей вреда. Скорее даже наоборот, принесло пользу. Подарило трезвость взгляда. Точно. Тот опыт помог ей избавиться от фантастических страхов перед этим. Она научилась воспринимать это таким, какое оно есть: просто, естественно, как всякий другой жизненный процесс. Он сделал ее старше, превратил в женщину, заставил расстаться с детством. Она должна быть благодарна ему.
Но он и сам не
– Почему ты улыбаешься? – спросила Барбара.
– Да так.
– Просто?
– От широты душевной.
Барбара кивнула, серьезно и мудро. Похоже, с чувством юмора у нее сейчас также туго, как и тогда. Жизнь слишком мрачна и убийственно серьезна для смеха. А может, она считала, что смех и улыбки – это для детей. Признак молодости, даже чрезмерной. Как у Карла. Его здоровый юмор раздражал ее, он это понял сразу. Бедняга Карл! Ладно, сам виноват. Пусть знает, жизнь – не одни только прыжки да ужимки. Ему тоже не мешало бы подрасти. Как и всем. Это же неизбежно. Карл, Барбара, он сам – все рано или поздно сталкиваются с этим. С миром. Какой он есть. А не каким мы хотели бы его видеть. И не таким, каким надеемся его обнаружить.
– Что ж, – сказал Верн, – пора нам чем-нибудь заняться сегодня, пока день не кончился.
– Да.
До чего же торжественно она согласилась! Как подобает нормальному взрослому. Она прошла хорошую выучку, как следует усвоила свой урок…
– Как по-твоему, снаружи и правда слишком жарко? – спросила она вдруг, подняв голову. Она о чем-то думала. – Я люблю солнце. Но не слишком горячее. И не люблю, когда сухо. Терпеть не могу засуху, когда все печется и корчится на солнце.
– Жарко и сухо, жарко и влажно. Какая разница? – Он наблюдал за ней. Она собиралась встать. – Не уходи! – торопливо сказал он. – Останься.
– Зачем?
– Здесь прохладно.
– Правда?
– Прохладнее, чем снаружи.
– Хорошо. – Она бросила сигарету на пол и наступила на нее ногой. Закурила другую, медленно, осторожно. Дым поплыл по солнечным лучам вверх.
– Мы и здесь близки к природе.
– Знаешь, – сказала Барбара, – так странно сидеть здесь вот так после стольких лет.
Верн настороженно фыркнул.
– Да?
– Тебе так не кажется?
– Даже не знаю.
– Как это ты не знаешь?
Он отвел взгляд:
– Ну, по-моему, ничего странного в этом нет. Мы оба работаем в одной Компании. Оба здесь давно.
– Наверное, для меня «странно» означает не то же самое, что для тебя. – Она не стала вдаваться в подробности. – Возможно, в этом все дело.
Верн задумался и ответил, тщательно подбирая слова:
– Ты же не думаешь, что Он приложил к этому руку?
– Кто?
Верн показал пальцем вверх.
Барбара едва заметно улыбнулась.
– Как знать. Говорят же, что Он везде, повсюду следит за своим стадом.
– Ты тоже из Его стада?
– Как все.
– Но не я, – ответил
Выражение ее лица изменилось. На нем почти отчетливо читалось: «Я тебя понимаю». Он пожалел, что завел этот разговор. Ему всегда было чертовски трудно понять, о чем думает женщина. Каждый раз, пытаясь догадаться, он не учитывал одни факторы и прибавлял другие. Безнадежная задача для мужчины. Лучше забыть про мозги и сосредоточиться на всем остальном. Но теперь он сам сделал ошибку. Он повел, и слишком быстро.
– Верн, – сказала Барбара.
– Да?
– Скажи, между нами будет… какое-нибудь…
– Какое-нибудь что?
– Какое-нибудь напряжение.
– Между нами, говоришь? Между тобой и мной?
Она кивнула.
– Не вижу причины, – сказал Верн.
– Надеюсь, что ее нет. Я лично не собираюсь ничего раздувать. Наоборот, я бы охотно забыла обо всем.
– На этот счет можешь не беспокоиться. – Он добродушно усмехнулся. – Не вижу никаких причин для проблем. Я на тебя зла не держу. Напротив, я тебя уважаю. Так при чем тут какое-то напряжение? По крайней мере я со своей стороны так думаю. Надеюсь, что и ты так считаешь.
Наступило молчание. Барбара обдумывала его слова.
– Что ж, положим, ты прав. Только…
– Что только?
– Только иногда мы сами не понимаем своих мыслей. Иногда мы ничего не знаем, пока… пока что-нибудь не произойдет. А тогда становится поздно. – Она продолжала: – Как-то вечером я сидела и читала книгу. И вдруг в окно влетела целая чертова туча каких-то мотыльков и оказалась между мной и книгой.
– И что?
– Я их всех перебила. Штук, наверное, пятьдесят. Валялись по всему полу. Спроси меня кто-нибудь десятью минутами раньше, способна ли я на такое, я бы сказала нет. Понимаешь, о чем я? Иногда ничего нельзя знать заранее. Пока что-нибудь не случится.
– Пока не случится что?
Она пожала плечами.
– Что угодно.
Верн поколебался, облизал губы.
– Ты ведь не питаешь ко мне вражды, правда?
– Нет.
– Что ж, я этому рад. – Он выпустил воздух, вздыхая с облегчением. – Это все решает, разве не так? Откуда же тогда ждать беды?
Он встал, протянул руку.
– Ну вот, теперь, когда мы все решили, не выкурить ли нам еще по сигаретке?
– Конечно. – Она пододвинула к нему пачку.
– Спасибо. – Он взял сигарету и сел. Посмотрел на нее с сияющей улыбкой.
– Верн, ты точно такой, каким я тебя помню. Во многом. Очень во многом ты совсем не изменился.
– А ты меня помнишь?
– О да. Я помню тебя, Верн.
Он не знал, как к этому отнестись.
– Что ж, рад это слышать, – пробурчал он не слишком жизнерадостно.
– Правда?
– Конечно. – Он нервно закурил. – Кому понравится быть забытым.
– Никому. Ты прав. Никто не хочет, чтобы о нем забыли. Не самое приятное ощущение.
Верн испытал легкое неудовольствие.