Время созидать

Кварталова Ирина

Последняя линия. Людо за спиной притаился, не дышит, и они ждут, считая: один, два, три… десять. Двадцать. Ничего не происходит, все тихо, только где-то шебуршатся мыши.

Разочарование льется за шиворот холодной липкой струйкой, бьет в живот, душит. Но Арон не показывает, что задет, только вскидывает подбородок и усмехается:

– Наверное, это какой-то не такой ритуал!

– А ты уверен?.. – насмешливо откликается Людо.

Линии все еще светятся красным, но тускло, как угасающие угли. Пахнет чем-то пригоревшим, горьковатым и душным, запах

лезет в нос, становится гуще и гуще. Откуда-то тянет сырой землей.

Все до одного волоски на коже встают дыбом.

Арон пятится за какой-то сундук, и вдруг пустой доспех с грохотом оседает на пол, пытается подняться, но падает – плохо закрепленные наручи и кираса отваливаются, и шлем катится, подскакивая, по доскам.

От шлема ползет тень, она ширится, заключая в себя пыльное пространство, лезет, как мерзкое варево из котла – темными пузырчатыми потеками.

Арон пытается бежать, но спотыкается обо что-то и падает. Резкая боль втыкается в голову, и перед глазами пляшут золотые искры, пробивающие темноту. Он поднимается с грязного пола, слизывая с губ пыль пополам с кровью.

Людо тихо стонет рядом, пятясь с фонарем к двери, как рак. У него разбит нос. Не раздумывая, Арон хватает его за руку, рывок – и в несколько прыжков они оказываются на лестнице, скатываются с нее кубарем – фонарь гаснет – и истошно вопят.

Дом сразу же просыпается, как растревоженный улей. В комнатах второго этажа звучат шаги и голоса.

Арон и Людо несутся в темноте, не разбирая дороги, и вдруг – вспышка света и кто-то преграждает им путь.

– Так. Меньше всего я ожидала увидеть здесь посреди ночи сына господина Хогга. Арон, изволь объяснить, что тут происходит.

Арон поднимает голову и видит над собой суровое лицо матери.

Часть вторая

Фундамент

1

Прошло пять или шесть дней с тех пор, как Саадар начал работать на стройке, и за это время он совсем привык и к работе, и к людям, что его окружали. Работа была тяжелой, но несложной: поднимать вверх, на стены, каменные блоки, а там каменщики укладывали их в ряд и скрепляли между собой раствором и железными скобами.

Люди же были разными, но все они – кузнецы, резчики, плотники, землекопы – напоминали Саадару военных: с первого взгляда жизнь большой стройки казалась суетной и беспорядочной, но это была четко выстроенная жизнь, подчиненная точному, выверенному плану.

Совсем как в армии, усмехался про себя Саадар.

И, как в армии, были здесь самоуверенные и излишне требовательные мастера, готовые загнобить за любую провинность. Были дерзкие

и заносчивые подмастерья-лизоблюды, старающиеся насолить друг другу и выслужиться перед теми, кто выше их. Были простые работяги, такие, как он сам, стремящиеся лишь заработать на хлеб.

И Саадар диву давался, как умудряется госпожа Элберт всем этим заправлять, да так, что после той истории с мастером Каффи никто и пикнуть не смел в ее присутствии, хотя на генерала Томмена Айво она похожа и не была.

Но вот в отсутствие госпожи Элберт говорили всякое.

Саадар как раз шел на обед вдоль восточной стены, когда наткнулся на группку молодых подмастерьев, ржущих что кони. Один парень так и вовсе сгибался пополам.

– Эй, Саадар, глянь-ка, – подозвал его один из них. – Видал, что намалевали?

Саадар прищурился, рассматривая пятно на стене. Издалека показалось, что нарисованы две собаки, но, как только он подошел ближе, пятно превратилось в непотребное изображение женщины и мужчины. В женщине легко узнавалась госпожа Элберт. Нарисовано было со знанием дела, почти как на тех картинках, что продают в Застенье за несколько медяков.

– Министр Айхавен и его подстилка, – с готовностью пояснил подмастерье и снова согнулся в три погибели. – Согревает его вместо женушки зимними ночами!

– Эх, меня б согрела! Вот это сиськи, а? – поддержал его приятель, с хохотом показывая на себе, какого размера, по его мнению, грудь госпожи Элберт. – Все бы отдал, чтобы такие пощупать!

– Ты их пощупаешь, а она тебя за это зарежет, – усмехнулся третий. – Как муженька своего зарезала. Не про тебя такая баба.

К ним подошли еще двое строителей. Один, постарше, из резчиков, неодобрительно покачал головой:

– Чего зубы скалите? Похабных картинок не видели?

– Таких – не видели! – смеялись в ответ подмастерья. – Эк Айхавен ее… Хорош он – сваи-то вбивать!

– И молотом по наковальне!..

– А вы хороши трепаться попусту! – осадил их резчик, но подмастерья не унимались, и Саадар узнал, что Тильда Элберт страшная ведьма, продажная шлюха и воплощение самого Безликого. Кто-то говорил, что она задушила мужа, кто-то – что пырнула его кинжалом, а может, отравила или наслала проклятие. А потом прикарманила себе все его денежки и живет припеваючи. Крутит шашни с министрами и спит чуть ли не с каждым сенатором. Ну, и понятно, ест на золоте. Ни чести, ни совести, ни порядочности у нее, разумеется, не было и в помине.

– Вы бы свои рты вонючие закрыли, а то говно валится! – не вытерпел Саадар. – Что вы как бабы базарные!

– А то что?

– А то я не в ответе за свой кулак.

Саадар не терпел такой вот болтовни за спиной: если хочешь что-то сказать – говори в лицо.

– Что, понравилась тебе госпожа подстилка? – насмешливо глянул на него один из парней.

– Тебе сейчас зубы свои жрать понравится.

Подмастерье осекся, лицо его резко изменилось. Саадар был крупнее и сильнее, и вряд ли кто-то сомневался в его умении обращаться с ножом.