Время спать
Шрифт:
— А у нас все вещи в Актоне!
— Ладно, до свидания, — прощается бабушка и тянет меня за рукав. Я пячусь к двери и глупо улыбаюсь.
— Молодой человек! Вы должны нам помочь!
Я беру ее под руку. Пока мы бредем по коридору, мне приходится семенить маленькими шагами, чтобы не идти слишком быстро.
— Ох уж эти сестры! — неодобрительно покачивает Мутти головой. — Чего им вообще надо? Но я так рада, что ты пришел. Что…
— Они не дают нам ходить в наш собственный туалет!
Обернувшись,
— Пойдем, — говорит бабушка, не обращая внимания на Лидию.
Мы двигаемся со скоростью примерно десять метров в час. Скорость выходящей из комнаты Лидии — примерно два метра в час. Пожалуй, это самая вялая погоня во всемирной истории.
— Они не хотят стирать вещи Лотте!
Когда я обгоняю бабушку, а потом стою и жду, у меня в голове играет увертюра к опере «Вильгельм Телль» — это единственный способ удержаться от соблазна схватить Мутти, как только она окажется совсем близко, и побежать, неся ее над собой, как знамя. Две с половиной минуты спустя мы уже у поворота. Лидия особенно далеко не продвинулась, но мне становится страшно, когда я замечаю, как из-за двери их комнаты показывается колесо кресла-каталки Лотте. Это какая-то сумасшедшая эстафета.
— Быстрее! — торопит меня бабушка.
Странно. По-моему, очевидно, что я могу идти быстрее. Лифт уже в пределах видимости.
— Это совсем рядом с Северным шоссе! Вы могли бы зайти туда завтра!
Мы у лифта. Нажимаю кнопку. Она загорается. Зачем-то продолжаю нажимать, будто от этого лифт приедет быстрее. Давай же, давай: у нас в запасе каких-то тридцать пять минут. Лифт приезжает как раз в тот момент, когда Лидия справляется с поворотом.
— Нет! — кричит она, когда видит, что мы заходим в лифт.
Честно говоря, мне немного не по себе. Даже если моя бабушка и права, когда говорит, что все это неправда, то, может быть, для Лидии Фриндель это единственная возможность сказать: «Не уходите, пожалуйста».
В лифте стоит старичок в очках с такими толстыми стеклами, что кажется, будто глаза у него вот-вот выпрыгнут и станут покачиваться на пружинке.
— А вы член совета? — обращается он ко мне.
— Не обращай на него внимания, он псих, — объясняет мне бабушка.
Старичок пристально глядит на нее. Потом говорит:
— Даже не вздумайте с ней разговаривать. Она глухая. И сумасшедшая.
Я перевожу взгляд на бабушку. Она кивает в его сторону и крутит пальцем у виска Мы образуем своего рода треугольник: они оба смотрят на меня.
— Я бы на вашем месте отвел ее обратно в комнату.
— Надо будет сказать сестре, чтобы она его забрала и отвела в комнату.
— А вы как думали? В ее возрасте с этим непросто.
— Знаешь, Габриель, мне остается
Мы выходим из лифта на первом этаже и потихоньку направляемся к комнате отдыха. Посередине этой комнаты стоит огромный старый цветной телевизор «Фергюсон», который никто не смотрит. Войдя, мы обнаруживаем, что телевизор, как всегда, работает, но я не думаю, что хотя бы один из сидящих здесь пяти или шести пенсионеров жить не может без программы «Дикие кошки Новой Гвинеи». Трое стариков спят. Еще один, господин Сюсскинд, молча и очень сосредоточенно смотрит на экран, но я знаю, что его глаза видят только эсэсовца, который куда-то тащит его сестру.
— Миссис Хиндельбаум! — кричит бабушка. — Миссис Хиндельбаум!
Миссис Хиндельбаум — это еще более миниатюрное создание, чем моя Мутти, обладательница невозможно писклявого голоса и роскошных усов, за которые Сталин полжизни бы отдал. Эта добрая женщина уже мне улыбается, но бабушке это неважно.
— Миссис Хиндельбаум! Посмотрите, кто пришел! Габриель! Сын моей Айрин!
— Да-да, я знаю, — отвечает миссис Хиндельбаум. — Очень рада тебя видеть.
Они знакомы уже лет тридцать, но пусть меня черти заберут, если Мутти знает ее имя.
Миссис Хиндельбаум сидит на красном диване, обитом какой-то имитирующей бархат тканью. Перед диваном стоит кофейный столик, сделанный в античном стиле, на его стеклянной поверхности видны следы от чашек.
— Присаживайся, Габби. Хочешь чаю? — спрашивает бабушка.
Есть и пить в «Лив Дашем» я не могу. Это глупо, это предрассудки — ведь здесь очень чисто, — но сколько бы тут ни опрыскивали все вокруг освежителем воздуха, пробивается какой-то затхлый запах. Едва-едва пробивается.
— Нет, спасибо.
— Ну, — усаживается бабушка на диван рядом с миссис Хиндельбаум, — расскажи-ка нам о своей новой девушке. О Тине!
Я придвигаю оранжевый пластиковый стул.
— О Дине.
Бабушка озадаченно хмурится.
— Твоя мама точно сказала, что девушку зовут Тина.
Для бабушки она теперь будет Тиной. Если моя мама в чем-то уверена, то она как Папа Римский: родилась в Польше и не может ошибаться.
— Нет, честно, ее зовут Дина.
— Ладно, неважно, — соглашается она, явно уверенная в том, что я еще как-нибудь проговорюсь. — Мама сказала, что ты с ней уже два месяца встречаешься!
— He-то чтобы совсем два месяца…
— Надо было привести ее с собой! Я была бы очень рада с ней познакомиться!
Пытаюсь представить себе, как бы все это выглядело. Первое свидание: посещение стадиона, обернувшееся поездкой с механиком из автоклуба «Зеленый флаг». Второе свидание: посещение еврейского дома престарелых.