Время таяния снегов
Шрифт:
— Маша! — взволнованно сказал Ринтын. — Я заранее знаю, что ты мне возразишь. Я знаю, ты скажешь, что я легкомысленный и пустой человек, не подумал о будущем, что надо подождать хотя бы до окончания учебы, что у нас с тобой ни кола ни двора. Но считай, что я тебе на это очень убедительно ответил… Словом, я тебя прошу быть моей женой.
Маша удивленно уставилась на Ринтына. Она что-то хотела сказать, но он не дал:
— Ничего не говори мне! Не надо! Если ты согласна, то придешь на это место ровно через неделю. Но только если согласна… А теперь — до свидания!
Ринтын
На повороте от моста к Университетской набережной он оглянулся — Маша стояла на месте и смотрела ему вслед. Может быть, она ждала, что Ринтын вернется обратно и скажет, что пошутил… Сколько он знал, слышал, читал — никто нигде таким образом не делал предложения. Может быть, действительно вернуться?.. Но Маши на мосту уже не было.
Тогда Ринтын испугался: а вдруг она не придет через неделю? Решит, что он вправду пошутил?
Зимние, казавшиеся такими короткими дни вдруг стали тянуться бесконечно. Через три дня Ринтын был готов идти к Маше, но он не знал, где она теперь живет. Пойти к ее подругам в старое общежитие и расспросить? Но если он явится к ней раньше срока, Маша может расценить это как отступление.
Ринтын просыпался среди ночи и подолгу лежал с открытыми глазами. Однажды он достал свой рассказ и прочитал его. У него было ощущение, что он читает написанное не им, а другим человеком. Даже интересно. Чувствуешь, как волнуется девушка перед полетом, и понимаешь, как она мечтает о живом дереве. Правда, надо дать Кайону почитать. Что он скажет?
Кайон прочитал рассказ, как и договорились, в отсутствие автора. Ринтын на это время вышел в коридор и ходил там из угла в угол, кляня себя за то, что решился отдать другу свое творение. Он вспоминал все слабые места рассказа, вялые, неожиданные, занедужившие и ослабевшие слова, и на душе становилось горько и муторно, будто напился морской соленой воды.
Кайон приоткрыл дверь из комнаты и поманил друга.
— Ты мне сразу скажи — дрянь? — с ходу спросил Ринтын.
— Да ты не горячись, — спокойно ответил Кайон, — постарайся взять себя в руки.
"Ну все, — с упавшим сердцем подумал Ринтын, — сейчас будет утешать, говорить какие-нибудь общие, дежурные слова…"
— Должен тебе сказать, — каким-то не своим голосом заговорил Кайон, что написанное тобой — это здорово!
— А? — встрепенулся Ринтын.
— Я говорю, что ты здорово написал! — повторил Кайон. — Читал и вспоминал свое. Особенно ты хорошо описал утренние морские берега. Эти волны, мыргот, [14] ее вкус. Бывало, макнешь в нерпичий растопленный жир и жуешь, будто откусываешь от упругой морской волны…
14
Мыргот — морская капуста.
— Но про мыргот
— Не может быть! Я сам читал… Да вот тут, — Кайон принялся листать страницы, но так ничего и не нашел.
— Я точно помню, что про мыргот ничего не писал, — повторил Ринтын.
— Как же так? — пробормотал Кайон. — Вроде читал. Померещилось, что ли?.. Но ты не обижайся. Все равно ты здорово написал. Иной раз мне даже не верилось, что это ты. Молодец! Садись сегодня же и переведи рассказ на русский язык.
— Сейчас мне не до перевода, — сказал Ринтын.
— Что случилось?
— Наверное, я женюсь.
— Как ты сказал?
— Женюсь, — повторил Ринтын. — Я просил Машу стать моей женой. Ну что молчишь? Скажи хоть что-нибудь?
— А что я могу сказать? — растерялся Кайон. — Мне никогда не приходилось иметь дело с женихом. Это так неожиданно. Что будет дальше?
— Все равно придет время, когда надо будет жениться, — задумчиво сказал Ринтын.
— Безусловно, — поддакнул Кайон. — Надо когда-то решаться и на это. И все же это странно и удивительно. Семейный человек Анатолий Федорович Ринтын. Желаю тебе успеха!
— Счастья желают, а не успеха, когда человек женится, — раздраженно поправил Ринтын.
— Прости, — ответил Кайон, — я не знал.
За два дня до встречи с Машей Ринтын разузнал, где помещается загс Василеостровского района, постоял возле дверей, глядя на пары, которые с деловитым видом проходили в тесную комнатку и, проведя там некоторое время выходили оттуда как ни в чем не бывало. Это придало Ринтыну бодрости, и он решил, что в общем-то в женитьбе ничего такого особенного нет. Он был уверен, что Маша согласится, но иногда вдруг приходила мысль о том, что она может и отказаться, и тогда Ринтын чувствовал, что его охватывает какой-то странный жар. А тут еще Кайон говорил о женитьбе, как будто все уже решено.
— Мы с Сашей думаем, что надо как-то отметить вашу женитьбу. Нехорошо будет, если останемся в стороне.
— Подождите немного, — сказал Ринтын. — Вот если мы с Машей зарегистрируемся, то потом поедем к ней. Выпьем, что ли, там.
— Все, что нужно, — сказал Саша, положив руку на плечо Ринтыну, — мы купим, не беспокойся ни о чем. Счастливо!
Маша пришла в точно назначенное время. Она набросила на голову шерстяной платок, подкрасила губы и от этого казалась старше, чем на самом деле.
Она старалась быть веселой, но в глазах таилась тревога.
— Здравствуй, Маша, — сказал Ринтын и поцеловал ее в губы. — Пошли?
Маша молча кивнула.
Они долго поднимались по лестнице. Счета не было крутым ступенькам, сердце колотилось, и не было ни одного слова, которое вспоминалось к месту. Поэтому Ринтын сказал:
— После загса пойдем за ребятами. Пусть побудут вместе с нами. Выпьем что-нибудь, — уже веселее закончил он.
За столом, покрытым заляпанными чернильными кляксами сукном, в пальто сидела пожилая женщина с огромными металлическими серьгами в ушах. Они походили на маленькие дверные замочки. Она строго глянула на жениха и невесту и этим сразу настроила Ринтына против.