Время волка

Блазон Нина

— Почему ты печалишься больше о собаке, а не о Мари? — прошептала Изабелла. — Как ты можешь забыть всё, что было? Это никогда ничего не значило? Ты никогда не любил её? — она сразу пожалела об этой фразе. Он так быстро оказался возле неё, что Изабелла не слышала его приближения. Мужчина схватил девушку своей рукой за затылок немного крепче.

— Она значила для меня всё! — прошипел он. — Я пролил слёз больше, чем эти лицемеры в деревне. И это не было моим долгом! Она вышла посреди ночи. Я хотел помочь ей, но появился слишком поздно.

«Не

его долг?» Изабелле никогда ещё не было так холодно, как теперь.

— Слишком поздно? — спросила она.

Хватка вокруг затылка усилилась.

— Ты не должна осуждать меня! Было слишком поздно! — это прозвучало как команда.

Так говорил кто-то, кто хотел оправдать свои собственные действия. Он хотел верить, что лучше это знал.

«Это было не поздно! Он был рядом с ней и ещё мог бы ей помочь! Он просто позволил ей погибнуть в воде? Или... даже убил, потому что она обнаружила его преступления?» Изабелла могла, но не хотела даже расспрашивать дальше.

Рука освободила её, его шаги удалились.

— Что ты планируешь?

— Это тебя не касается. Я привязал обоих. Если ты не сдвинешься, они не смогут до тебя достать.

— Ты не можешь оставить меня здесь с собаками!

— Спой им, если они станут беспокойными, так я всегда успокаиваю их после нападения. Детские песни они любят больше всего, — он рассмеялся тихо и так надменно, что ещё больше стал для неё чужим. — Ну, да, вероятно, всё же нет. Иногда их привлекает именно пение. И молись, чтобы я вернулся с кормом, прежде чем они станут слишком голодными. Не то, чтобы в конечном итоге они перегрызли свои тонкие веревки, чтобы достать до тебя!

Изабелла не знала, что было хуже – песня о Рикдин-Рикдоне, насмешливый напев о её беспомощности, или уединенность, в которой она осталась, как отзвучавшая вдалеке песня. Девушка осторожно скользила, насколько это возможно, спиной по стене. Уже это движение было воспринято с угрожающим рычанием. Её кожу покалывало, как будто бы взгляд бестии проходил по ней как кончики клыков. Хотя глаза Изабеллы были завязаны, она никогда не видела яснее, чем сейчас. Время сказки закончилось. «Проснись, Белла!» — думала она. — «Такова действительность. Принцы превращаются в чудовища и никогда наоборот».

***

Песня Адриена разносилась в голове Томаса в такт ударов копыт, а также негромкий печальный детский голос Камиллы.

«— Что ты делаешь здесь на улице, Камилла?

— Я жду принца Рикдин-Рикдона.

— Принца не существует.

— Но я слышала песню! Он всегда меня ей будит! Он также пел ее для меня позавчера ночью, когда ушла Мари».

«Женщины слетаются на песни, как на мёд», — прибавил, ухмыляясь Адриен.

И теперь он как

раз был, наверное, рядом с Изабеллой, потому что Томас послал его к ней! При мысли о них, каждое его размышление было там, и он гнал лошадь так, будто бы впереди него на несколько миль был дьявол.

Поездка показалась ему протяжённостью в сто лет, пока, наконец, в поле зрения, не показался Ле Бессет. Томас натянул поглубже шляпу на лицо и занялся поиском. Деревня у подножия замка мадам де Морангьез состояла только из нескольких домов. Вдова Паулет жила в отдалении на опушке леса в заросшем травой в ведьмином домике с низкой крышей, на нескольких гордо выступающих «куриных ножках».

Томас уговаривал себя сохранять холодной голову и ждать Лафонта, чтобы наблюдать издалека за арестом, чтобы никто из людей Лафонта не узнал его. Но теперь он больше не мог сдерживаться. Юноша спрыгнул с лошади и затарабанил по двери.

Вдова была скрючена, как корешок, и у неё не было во рту зубов. И она была настолько глуха, что Томасу пришлось кричать, прежде чем та поняла, что ему нужен был Адриен.

— А ты кто? — прохрипела она.

— Жан Блан, — крикнул он. — Друг Адриена из... Сог.

Она недоверчиво прищурила глаза.

— Говоришь совсем не так как в Сог.

— Всё в порядке, — донеслось слева. — Я его знаю. Привет, Жан!

Ухмылка Адриена была усталой, волосы прилипли к его лбу. Рубашка была пропитана потом, как будто он совершил долгий поход.

— Так, ага, — вдова Паулет совсем не выглядела так, как будто доверяла Томасу, и что она могла бы его вышвырнуть. Бормоча что-то непонятное, женщина снова удалилась в дом, но вслед за этим, недоверчивое сморщенное лицо появилось в окне.

— Не обижайся на неё за это, — сказал Адриен. — По ней не скажешь, но она – золотая душа. Пойдём со мной, я только из поездки и ещё не разгрузился.

За домом стояла чёрная лошадь с поклажей, которую Томас уже видел в Сог. Она была покрыта пылью и с каждого бока свисала большая транспортная корзина. Адриен отстегнул корзины и уронил их на траву, затем взял ружьё и прислонил его к стене дома под открытым окном. Из одной корзины он достал сумку с хлебом и предложил кусок Томасу.

Несмотря на это, у Томаса теперь было плохое предчувствие. Щедрость Адриена и его доброта создавали ему трудности. Ошибся ли он? Тайком он ещё надеялся. Но, к сожалению, всё достаточно говорило о том, что парень прав. Томасу пришлось подумать об ужасно изувеченных мертвецах, чтобы снова образумиться. Он покачал головой и отказался от хлеба.

— Мадемуазель д’Апхер получила моё сообщение?

— Не от меня. Я дал твой маленький подарок парню, который лучше к ней пробьётся. Сегодня она с мадам де Морангьез путешествует верхом. Ну, пылающее сердце, она уходит от тебя в монастырь!

Томасу стало легче, по крайней мере, от того, что его худшие опасения не оправдались. Всё-таки теперь в стенах монастыря Изабелла будет в безопасности, по возможности, дальше от Адриена и Эрика.

Адриен подмигнул ему и указал на чёрное чернильное пятно на коленях брюк Томаса.