Время всегда хорошее
Шрифт:
Васса царственным жестом поправила прическу:
— Я рада, что вы, Петр Иванович, как ответственный партийный работник, понимаете серьезность ситуации.
В кабинете воцарилась мертвая тишина, и Васса, явно довольная эффектом, продолжила:
— Я считаю, что этих детей надо изолировать друг от друга.
Примерно секунду до меня доходило, что она сказала, а потом я тихо сказала:
— Нет!
Сказала тихо, но Васса вздрогнула, а мама Жени кинулась Женьку от меня заслонять. А меня уже было не остановить:
— Мама, папа, но
— Да уж, помогла, — прошипела Женина мама.
— Мама, ну послушай ты меня, — взмолилась я.
— Я достаточно услышала, — сказала мама.
Я ни разу в жизни не видела ее с таким каменным лицом.
— С этого дня ты сидишь после школы дома, понятно? Никаких дворов, никаких друзей! Раз не умеешь себя нормально вести.
— Мама, нет! Ты не можешь, мама! Но почему ты не хочешь меня выслушать?
И тут опять вступил Женин папа:
— Я думаю, всем будет лучше, если мы переведем Женю в другую школу.
И тут у меня просто рассудок помутился. Я сразу вспомнила белую комнату, мальчика Витю, который рассказал мне про встречу с Женькой в 2018 году. И я поняла, что не спасла, не справилась… Более того, я все испортила…
Я расплакалась. Я умоляла. Я готова была встать на колени.
Васса наблюдала за моей истерикой с холодным безразличием. А потом выдала:
— Я думаю, вам нужно отвести Ольгу к психиатру. У девочки проблемы.
Мама опять начала оправдываться, что я, мол, болела, что это всё последствия. Но у нее от страха зубы стучали и руки тряслись. Женьку родители увели, нам даже не дали попрощаться…
Витя, 2018 год
Я стоял под дверьми класса и молился богу. Я, советский пионер (пусть в прошлом), просил у бога помощи! А что мне оставалось делать? Моих одноклассников вызывали по одному, и там они сдавали эти ужасные экзамены!
Рядом со мной переживали родители — не мои, мои как раз не смогли прийти — а родители всех остальных. Некоторые молились, почти не прячась, другие успокаивали себя и друг друга, от чего начинали нервничать еще сильнее. Кажется, они немного ревновали своих детей ко мне, потому что все наши первым делом бросались ко мне («Семерка!» или «Девятка!»), а уж потом шли к ним. Все, кто сдал, не уходили домой, а оживленно галдели, пересказывая друг другу самые острые моменты:
— …А тут он говорит: «И как же звали этого князя?» А я: «Ну, не Владимир, это точно…»
— …Две цифры перепутал — пять и шесть! И семерку за это ставить? Придираются!..
— …А я отвечаю, а сама не понимаю: правильно — неправильно?…
Пока все шло нормально. Ястреб торчал в классе дольше всех, зато единственный отхватил «десятку».
Сушка вышла с «восьмеркой» и злилась на себя, что не смогла вспомнить какую-то дату. Когда вышел последний — Саша Харитончик с «семеркой», — я вытер со лба пот и уже собрался уйти домой, чтобы там тихонько
— Шевченко! А ты что, экзамен сдавать не собираешься?
Это был удар под дых. Я так переживал за остальных, что совсем забыл про себя. Развернулся и на деревянных ногах пошел в класс. Почему-то я был уверен, что завалю.
Вытянул билет и пошел готовиться. Ну не то чтобы готовиться… Сел и уставился на вопросы. Раз пять перечитал — ничего не понял. Слова все знакомые, а о чем у меня спрашивают?
— Молодой человек! — сказал экзаменатор, строгий дядька в очках. — Вы, я так понимаю, готовы?
«Чего тянуть?» — обреченно подумал я, кивнул и пошел к доске.
Что было дальше, из памяти вымылось. Помню только, что стоял и мотал головой, как заведенный. Ни слова не сказал, только ждал, когда меня отпустят.
— Понятно, — сказал дядька в очках. — Идите.
Я повернулся, но тут наш историк, который сидел рядом с экзаменатором, неожиданно попросил:
— Витя, подожди за дверью, хорошо?
Я кивнул и вышел.
Там на меня набросились все наши:
— Ну как? — «Десятка»? — «Восьмерка»? — А в «гэ» классе тоже все наши круто посдавали! — Сушка к себе зовет, праздновать! — Так что тебе поставили? — Чего молчишь?
Сушка, которая первая поняла, что дело плохо, рявкнула:
— Так, отошли все! Отошли, я сказала!
Все удивленно, но беспрекословно послушались.
— Чего ты? — шепотом спросила она и погладила меня по руке.
Мне жутко захотелось разреветься.
— Завалил, — прохрипел я.
— Как завалил?
И тут меня прорвало. Я все ей вывалил: и как меня парализовало, и как я вопросы понять не мог, и как не понимал, о чем экзаменатор говорит.
Чем больше я говорил, тем больше на себя злился. Я ведь все знал! Без дураков! Я ведь у всех наших по десять раз экзамены принимал! И тут такой облом!
В общем, когда открылась дверь класса и историк позвал меня внутрь, я чуть не послал его к черту. Хорошо, что Сушка все еще держала меня за руку.
В классе меня ждал заинтересованный экзаменатор.
— Значит, — сказал он, — мы с вами, Виктор, в некотором роде коллеги?
Я подозрительно на него уставился.
— Мне Николай Иванович рассказал, — пояснил дядька, — что ты всю параллель перед экзаменами натаскивал.
Это был сюрприз. Вот уж не думал, что учителя в курсе нашей подготовки.
Я пожал плечами:
— Ну, не всех… Некоторые не захотели.
— Это, коллега, заметно… А что ж сам-то?
— Перенервничал, — сказал я честно, — мозги заклинило.
Он понимающе улыбнулся. Историк вопросительно смотрел то на меня, то на экзаменатора.
— Давай так, — предложил дядька и снял очки, сразу став родным и домашним, — билет ты тянуть больше не будешь, а просто я тебя по всему курсу поспрашиваю.
Не веря своему счастью, я кивнул.
Дядька вернул очки на нос, снова превратился в строгого экзаменатора и спросил: