Время Вьюги. Трилогия

Кулак Петрович И Ада

— Сатрап! Палач! Изверг! — завизжала несостоявшаяся судья. — Пятно на совести мира!

— А вы, извините, пятновыводитель? — полюбопытствовал он, аккуратно уходя из-под прицела. Если бы девушка собиралась стрелять, она бы уже стреляла. Наклз спокойно обошел ее и запер дверь.

А потом с интересом выслушал беллетризованный пересказ своей биографии. Политическое кредо барышни он слушал уже с меньшим интересом. Ясноглазые идеалисты не отличались широкой образованностью и обычно цитировали один и тот же «научный

труд», и речи их отличались разве что количеством упоминаний «свободы», «равенства» и «справедливости» на единицу текста.

Пока девушка сыпала ворохом скверных цитат и собственных измышлений на тему того, чем мир плох и как сделать так, чтобы он срочно стал хорош, Наклз отмечал детали. Лет двадцать-двадцать пять. Скорее всего, блондинка или светло-русая. Брови подкрасить не догадалась. Стрелять явно не умеет, даже оружие держит каким-то чудным образом. Судя по всему, последний раз нормальную еду видела давно или очень давно.

Дэмонра ласково звала таких «идиолистами». С очень выразительной паузой после «о».

— Так вот, — девица перевела дух. Шедевр оружейной промышленности отплясывал в ее руках какой-то варварский танец. — Я знаю, что переживу вас ненадолго. Но мой долг в том, чтобы смести вас с земли, как отвратительное насекомое!

— Я должен предупредить, что ваши Боевые Орлы Революции выдали вам очень некачественный инсектицид, — серьезно сказал Наклз, лучше многих знавший, как выглядит развороченный череп. И это было несколько не то зрелище, которое ему хотелось бы наблюдать в собственной прихожей.

— Что? — осеклась юная революционерка. Видимо, «пятно на совести мира» вело себя несколько не так, как ожидалось, и пятновыводителя не боялось. Оно не звало полицию, не хваталось за спрятанный под полой кинжал и даже не повышало голоса.

— То, что это чудо в лучшем случае не выстрелит. В худшем мне придется вызывать врачей, чтобы вам пришили назад руки и голову. Для красоты, естественно.

Девушка надула губы. Потом каким-то театральным жестом сорвала парик и уставилась на Наклза с непонятным ему торжеством.

Безусловно, рыжевато-русый цвет волос шел ей больше, чем иссиня-черный, но ослепительной красавицей метаморфоза барышню все равно не сделала. Эту проблему вряд ли решила бы даже ванна и хорошее трехразовое питание.

Наклз молчал, ожидая продолжения спектакля. Право слово, если в этот момент к нему через черный ход пытались влезть домушники, он все равно был почти благодарен за представление. В Каллад писали недурные драмы, но вот с комедиями там всегда было туго.

— Я пришла стреляться.

— На здоровье. С каких пор для этого нужна компания? Вы знаете, калладский закон запрещает дуэли, а вот о самоубийствах ничего не говорит.

— С вами стреляться!

— Извините. С девицами не стреляюсь. Из-за девиц — другое дело, — сухо

проинформировал гостью Наклз. Голубые глаза расширились от удивления:

— Вы меня еще и оскорбляете?!

Видимо, в кругу Боевых Орлов Революции ей привили какой-то очень странный взгляд на логику человеческих отношений. Наклз честно не понимал, с каких пор было принято восхищаться залетными девицами, трясущими револьверами и фонтанирующими банальностями либерального толку.

— Вы, вы… Вы, в конце концов, мой отец!

Идеально круглые глаза Наклза девушке, похоже, не понравились, потому что она дрогнувшим голосом добавила: «Что меня, конечно, очень огорчает».

Наклз еще пару мгновений изумленно созерцал гостью, а потом покатился со смеху, плюнув на всякую вежливость.

— Как верную дочь Революции огорчает? Честное слово, я пальцем не тронул вашу маму. Или вам жаль, что арифметика прошла мимо вас? — отсмеявшись, поинтересовался он.

— Арифметика? — опешила девушка.

— Да, барышня, в мире существует такая упрямая вещь, как арифметика. К сожалению, с точки зрения арифметики столь излюбленный всяческими орлами и ястребами трактат «О всеобщем равенстве» не выдерживает никакой критики. Так что профессиональным революционерам ее, я полагаю, не преподают?

Революционерка хмуро молчала. Даже чудом оружейного дела перестала трясти. Когда молчать дальше стало невозможным, вскинула голову и выдала:

— Я так и думала: вы подлец.

— Я подлец, а вы никак не думали, — утешил ее Наклз. — Пойдемте в кухню, я вам чаю наведу. Выпьете, успокоитесь.

Верная дочь революционных орлов вдруг совершенно по-детски всхлипнула и шмыгнула носом. А Наклз вспомнил все, что недавно наговорил Магде и что наговорила ему Магда. И решил, что препираться с этой великовозрастной деточкой некрасиво и просто неспортивно. Как котенка пнуть.

— Не нужно мне от вас ничего! Я…

— Я понял, вы от меня ничего не хотите и стреляться пришли. Давайте выпьем чаю, я уверен, шпики снаружи как-нибудь подождут, а потом я принесу нормальные револьверы и мы с вами сыграем в калладскую рулетку. Это такая «дуэль наоборот», — мягко и успокаивающе сообщил он. — Плакать только не надо.

Несостоявшегося судью и палача в одном лице звали Маргери или Магрит, если на калладский манер. Услышав эту сногсшибательную новость, Наклз уронил обе чашки на пол. Потом кое-как собрал осколки, еще раз налил девушке горячего чая, без особенной надежды залез в кухонный шкаф и, увидев там остатки вчерашней курицы, мысленно возблагодарил майора Мондум с ее максимализмом. По выполнении всех обязанностей хозяина он удалился на крыльцо, где вдумчиво курил минут двадцать, пока не убедился, что руки у него трясутся от холода, а не от нервов.