Время Вьюги. Трилогия
Шрифт:
— Холодно же, ты что делаешь?
Койанисс просто стоял, прижав к себе Элейну, закрыв глаза и чувствуя запах миндального мыла, исходивший от ее волос. Все было хорошо. Все было кончено.
— Эй… Койанисс, ты что? Да тебя трясет всего, — уже мягче сказала Элейна, перестав вырываться. — Пусти меня, мне холодно. Надо закрыть двери. И у тебя зубы клацают так, что ты сейчас Маргери разбудишь. А я потом ей буду доказывать, что вампиров не существует. Койанисс… Создатель святый, да чего ты в меня так вцепился? Я твоя законная супруга и никуда не убегу, глупый. Разденься хоть.
— Элейн…
— О
Пожалуй, жену действительно следовало отпустить, потому что темпераментом Койанисс никогда не отличался, и она могла понять, что что-то вышло не так. А в его планы вовсе не входило рассказывать своим любимым девочкам самую страшную на свете сказку про одну не реализовавшуюся вероятность, от которой пахло гарью.
Маг с трудом заставил себя отстраниться. Элейна внимательно смотрела в его лицо, как будто искала подвох.
— Я столько раз просила тебя не вламываться ночами. Мы в такой глухомани живем, у меня аллергия на собак и сторожевого пса не заведешь, ты хоть понимаешь, как страшно, когда в темноте в дверь колотят, а мы одни на много километров вокруг?
— Прости. Я больше так не сделаю.
— Я это слышу регулярно, и всегда ты являешься в глухую полночь. Если бы я знала тебя чуть хуже, решила бы, что ты все же рассчитываешь однажды перехватить любовника у меня в шкафу, — Элейна, наконец, сменила гнев на милость и улыбнулась. На улыбки жена была скуповата, поэтому Койанисс ловил каждую. — Раздевайся, я нагрею воду.
— Я сам, иди спи.
— Ну конечно, а потом у меня будут лужи по всему дому. Ну уж нет, — Элейна потянула с мужа плащ. — Создатель, ты через болота шел? От него пахнет тиной… Койанисс, ты неисправим. Мы с Маргери по тебе скучали, но мы бы не умерли, если бы ты задержался до утра. Я вообще не ждала тебя раньше середины октября.
Койанисс и не должен был приехать раньше середины октября.
Ему хотелось ответить Элейне что-нибудь ничего не значащее и будничное, но горло перехватило.
По лестнице прошлепали босые пятки.
— Мама, что там? Папа? Мама, мама, папа пришел!
Маргери, поставив куклу на пол, бросилась вниз по ступенькам, путаясь в ночной рубашке. Ее светлые кудряшки прыгали вокруг головы, как живые солнечные лучики.
— Папочка!
Койанисс подхватил дочку на руки, но кружить по комнате не стал, потому что Элейн ненавидела грязные следы на полу. Просто прижал крепко-крепко и перестал дышать. Маргери смеялась, копошилась в его волосах и щекотала лицо кудряшками.
— Папа, ты надолго приехал? Мы сходим к насыпи?
— Маргери, дай отцу переодеться и привести себя в порядок. Что за поведение? Иди наверх, поговорите утром.
— Папа, папа, ну скажи…
— Да, Маргери. Я… я теперь надолго.
Девочка со счастливым смехом понеслась наверх, звонко чмокнув Койанисса на прощание. Элейна проводила дочь взглядом и поджала губы.
— Ты бы ей хоть так откровенно не врал. На сколько дней тебя отпустили?
Койанисс понял, что не помнит, какие документы и как подписывал. Но это не имело большого значения. Значение имело только то, что он больше не получит похоронок и официальных извинений с сотней гильдеров компенсации.
— Пока тебе не
Элейна не улыбнулась, но на ее щеках наметились ямочки.
— Ответ опасный. У нас некрашеный флигель, забор покосился, да и крышу бы с северной стороны подновить… Это уже не говоря о том, что я очень устала ночевать одна. С тебя уже литр грязи натек, сними, наконец, сапоги и иди в ванну! Я нагрею воду и, так и быть, приведу своего непутевого мужа в порядок. Любитель ночных гульбищ…
— Я вас больше никогда не оставлю.
— Ой, знаю я эти твои мужские «никогда». Удерешь в свой любимый серый ад раньше, чем я опомниться успею. Ты без него жить не можешь.
— Не на этот раз.
— Проверим, — усмехнулась Элейна, бросила на лестницу быстрый взгляд и, убедившись, что дочери там нет, привлекла мужа к себе и поцеловала. — Все, остальное — только после ванной. Про свои приключения расскажешь утром.
Койанисс не хотел ничего рассказывать о своих приключениях. Отмокая в горячей воде и глядя на расчесывающую волосы Элейну, он понимал, что помнит о них мало и больше точно помнить не хочет.
Совы громко ухали у самого дома, и никому не нужное утро долго-долго не наступало.
Пахло яблочным штруделем, мокрой листвой и свежестью утра. Койанисс, не открывая глаз, лежал и прислушивался к домашним звукам. Звенела посуда, Маргери то пыталась ходить тихо, то снова носилась по дому, выбивая каблуками домашних туфелек веселую дробь из старого паркета. Элейна приглушенным голосом что-то выговаривала дочери, потом негромко смеялась и отпускала ласточку летать дальше.
«Я дома».
Ни в детстве, ни в подростковом возрасте эта мысль никак не ассоциировалась у Койанисса с покоем, уютом или тем более с безопасностью, а позже — то есть почти всю сознательную жизнь — у него дома и вовсе не было. Были длинный барак, потом отдельная коморка с видом на кладбище, потом меблированные комнаты разной степени убогости или роскоши, о которых у него не сохранилось никаких раздельных воспоминаний, и наконец — столичный дом, который вроде бы и принадлежал ему, но вроде и нет. По документам — его. По сути — такие же меблированные комнаты, только соседей за стеной нет и платить хозяевам не нужно. Идея подновить штукатурку, переклеить обои или сменить шторы просто не приходила ему в голову за полной абсурдностью. Не имело никакого значения, где быть лишним и какого цвета при этом будут занавески.
Койанисс лениво приоткрыл глаза и поглядел на потолок. Пожалуй, следовало нанять кого-нибудь из деревни и побелить его. Магу, в сущности, было все равно, а вот Элейне бы это пришлось по нраву. Он вообще не до конца понимал, как дворянская дочь согласилась жить в такой глуши. Вот уж сильно следовало обидеться на весь мир для такого решения.
Впрочем, через год Маргери все равно пришлось бы пойти в гимназию, а значит — переехать. Азы домашнего воспитания Элейна дочери могла дать легко, но вряд ли она оставила бы девочку без нормального образования. Не то чтобы в империи Аэрдис для девочки в учебе имелся какой-то толк, но Койанисс вовсе не горел желанием вырастить из дочери барышню-крестьянку местного пошиба и выдать ее замуж за какой-нибудь кошелек подходящих размеров при первой возможности.