Время желаний. Другая история Жасмин
Шрифт:
– Все это немного сложно, – произнесла девушка с сочувствием.
– Мне так не казалось, – заметил Аладдин, немного подумав. – По крайней мере, во мне нет ничего сложного. Я… это просто я. По необходимости – вор и истинное бедствие для торговцев фруктами.
– Мне кажется, в тебе есть нечто большее, чем можно заметить с первого взгляда.
Она наблюдала, как Аладдин карабкается вверх, с едва заметной озорной улыбкой. Его вдруг охватило странное чувство: тянуло не то покраснеть от смущения, не то возгордиться и начать хвастаться. Он не выбрал ни то и ни другое – просто отвернулся и быстро влез на край крыши. Потом протянул руку
Перешагивая через карниз, она вдруг споткнулась о подол платья и потеряла равновесие, что было очень странно для девушки, которая до сих пор двигалась с такой поразительной грацией. Аладдин успел подхватить ее, прежде чем она шлепнулась на землю – точнее, в данном случае на крышу. Падая, она прижалась к нему грудью и ухватилась за его плечи, чтобы удержаться.
Тепло, исходящее от ее кожи, прожгло его даже через ткань платья. Он почувствовал ладонями мягкость ее тела и вдохнул ее запах. От нее пахло лучше, чем от чего бы то ни было в Квартале Уличных Крыс. Аладдин даже не мог припомнить, чтобы он когда-нибудь обонял нечто более приятное – даже тот крохотный пузырек с розовым маслом, который он однажды украл для своей матери и который она потом заставила его вернуть.
Снова оказавшись на ногах, девушка не стала отстраняться от него, а так и осталась стоять близко-близко, глядя прямо ему в лицо. Как будто она оказалась в таком же смятении чувств, как и он сам.
А Аладдину казалось, что он сам вот-вот упадет.
– Я… – сдавленно проговорила девушка.
Он кое-как заставил себя сосредоточиться на том, как им перебраться на следующую крышу. Длинные шесты, которые обычно использовали для того, чтобы сушить на них глиняные горшки, лежали там же, где он их оставил. Разумеется, кто бы их тут взял? Он занялся ими, выбирая шест понадежнее.
– Я так и не поблагодарила тебя за то, что ты спас меня от того человека, – тихо договорила девушка, стараясь скрыть свое волнение.
– О, не стоит, – искренне отмахнулся Аладдин. – Как только ты показалась на рыночной площади, сразу стало ясно, что тебе понадобится помощь.
Со сноровкой, присущей тому, кто чуть ли не всю жизнь провел на городских крышах, Аладдин подбежал к краю кровли, оттолкнулся шестом и перескочил на соседнее здание.
– Значит, я была такая заметная? – с иронией спросила девушка.
Аладдин ухмыльнулся. До чего приятно иметь дело с девушкой, которая не воспринимает себя чересчур всерьез!
– Да, ты в некотором роде бросалась в глаза, – признал он.
Она просияла от этого невольного комплимента, и ее глаза чудесно заблестели.
– Гм, я хотел сказать, было сразу ясно, что ты не понимаешь, насколько опасной может быть Аграба, – тут же поправился Аладдин, смущенно ероша ладонью волосы, и принялся осматриваться в поисках какой-нибудь доски, которую можно было бы положить между крышами, чтобы девушка могла по ней перейти.
Но прежде чем он успел придумать, стоит ли сменить тему или же продолжать обсуждать ту же самую, девушка сама подобрала шест и перепрыгнула с крыши на крышу, в мгновение ока оказавшись рядом. Причем сделала она это куда более изящно, чем он сам. Платье взметнулось вокруг ее ног, когда она легко приземлилась на выжженные солнцем доски подобно царице джиннов, ступающей на золотые пески пустыни.
– Я быстро учусь, – сказала она, усмехаясь чуть свысока в его растерянное лицо.
Аладдин в очередной раз лишился дара речи. Что же это
Он был одиночкой, но отнюдь не отшельником, а потому знавал и других девушек. Среди них была Моргиана по кличке Тень, Абанбану, дочка портного, и еще Нефрет с необычными зелеными глазами, которая приходила из пустыни каждое новолуние, принося на продажу безделушки из далеких стран.
Ни одна из них не была похожа на девушку, которая сейчас была рядом с ним.
– Пойдем, – сказал он, подавая ей руку. Она приняла ее, и на этот раз это показалось ему совершенно естественным. – Нам сюда.
Девушка радостно улыбалась, пока он вел ее по ломким, полуистлевшим от времени доскам и шатким камням, истертым за долгие века бесчисленным множеством людских ног. Они пролезли в башню через окно в форме замочной скважины, которое некогда, вероятно, обрамляла яркая мозаика. Все, что здесь было мало-мальски ценного или хотя бы блестящего на вид, уже давным-давно растащили. Сейчас на обветшалых, разоренных верхних этажах башни не захотели бы жить даже крысы.
Хотя двум из них здесь как раз нравилось. Двум Уличным Крысам, если считать Абу.
– Береги голову, – предостерег Аладдин, следя, чтобы она пригнулась, проходя под огромной деревянной балкой, косо торчавшей поперек башни.
– Ты… ты правда здесь живешь?
В ее голосе вовсе не было отвращения. Она была… удивлена? Поражена?
Аладдину и в голову никогда не приходило, что однажды он приведет сюда девушку, которой здесь понравится.
Они наконец добрались до площадки, которую он считал своим домом. Когда он жил еще вместе с матерью в их крохотной хижине, она всегда старалась придать их жалкому жилищу как можно более уютный и гостеприимный вид; чтя ее память, он старался сделать то же самое со своим новым обиталищем. Он притащил сюда несколько потертых ковриков и прикрыл самые ветхие и обвалившиеся участки каменной кладки на стенах обрывками некогда ярких тканей, которые теперь исполняли роль занавесок. Здесь даже было несколько подушек, чтобы спать, и пара глиняных горшков для воды, а отчасти и для украшения.
– Ага! Мы с Абу. Приходим сюда и уходим, когда вздумается.
– Звучит просто великолепно, – сказала девушка со вздохом.
– Конечно, местечко так себе, зато вид отсюда просто потрясающий.
Готовясь произвести впечатление, он театральным жестом отдернул занавеску.
Прямо напротив них высился дворец султана. Чтобы до него добраться, нужно было пройти не меньше мили, но он был такой огромный, что, казалось, достаточно протянуть руку – и коснешься его. Добрая дюжина золотых куполов в форме луковиц сияла едва ли не ярче самого солнца. Решетка на огромных парадных воротах сияла небесной лазурью – цветом благополучия и процветания. Дорога к воротам вела как будто от самой башни Аладдина через весь город, заставляя прочие здания расступаться в стороны. Перегораживать эту дорогу было строжайше запрещено – ее надлежало держать свободной для караванов и парадов, знатных гостей и царских гонцов, а также повозок, доставляющих во дворец продукты и вывозящих оттуда мусор.