Время жить. Книга вторая: Непорабощенные

Тарнавский Виктор Вадимович

— Это ты? — спросил Кэноэ.

— Да. У нас на Таангураи на скейтах гоняют все. Знаешь, у нас степи, простора много.

— И это твое? — Кэноэ показал на стоящий за стеклом кубок с фигуркой скейтбордиста наверху. — Ты что-то выиграла?

— Нет. Только третье место заняла.

— На чем?

— На юниорском чемпионате Таангураи.

— Ты стала третьей на первенстве планеты среди девушек?! — изумился Кэноэ.

— Почему среди девушек? У нас ребята и девушки соревнуются вместе. На скейтборде ведь сила не

нужна, только ловкость. Тогда первое место тоже девушка заняла.

— Вот это да! — восхищенно сказал Кэноэ. — А почему ты в наших гонках не участвуешь? Ты бы всех шутя обогнала!

— Именно поэтому.

— Чем ближе я тебя узнаю, тем больше удивляюсь, — покачал головой Кэноэ. — Вот этот рисунок с рухнувшими домами – это Гомзи? Ты была и там?

— Была, — не стала скрывать Кээрт. — Я приехала туда на следующий день после тебя. Мы привезли теплую одежду, лекарства, медицинское оборудование и продукты. Я тебя даже видела на посадочной площадке.

— И я тебя видел! — воскликнул Кэноэ. — Только я не думал, что это ты! И вообще, что ты еще от меня скрываешь? Я смотрю, ты так много умеешь. Рисуешь на компьютере, читаешь больше меня, знаешь приемы борьбы, гоняешь на скейборде… и стреляешь ты, наверное, не только из шокера?

— Не только, — улыбнулась Кээрт. — Меня папа всему научил.

— И водишь ты лихо, — отметил Кэноэ. — Может, ты еще и космические корабли умеешь пилотировать?

— Нет, этого мне еще не приходилось делать. Здесь ты меня обогнал, — развела руками Кээрт и звонко рассмеялась. — Я все больше наземные и воздушные машины…

— А что ты еще можешь?

— Кое-что могу, — кокетливо опустила глаза Кээрт. — Но мне кажется, тебе будет интереснее постепенно узнавать об этом самому.

— И все-таки странно, — Кэноэ в смущении взъерошил волосы на затылке. — Почему же я так мало о тебе знал?

— У нас на Таангураи есть одна поговорка, — хитро прищурилась Кээрт. — Если умеешь считать до дюжины, лучше остановись на восьми. А во-вторых, тебя раньше это не слишком интересовало.

— Какой же я был дурак! — покаянно сказал Кэноэ.

— Нет, Кэно. Просто тогда этому еще не пришло время. А сейчас ты повзрослел. Знаешь, Кэно, я сначала не хотела уезжать из дома. А когда увидела твою фотографию, поняла, что ты на самом деле хороший, только еще не нашел себя.

— А сейчас нашел? — спросил Кэноэ.

— Да, Кэно. Ты замечательный. И я очень рада, что мы теперь вместе и я могу помогать тебе в твоих делах. Я люблю тебя.

— Что ты сказала, Кээрт? Повтори, пожалуйста, — взмолился Кэноэ.

Кээрт сделала неуловимое движение и вдруг оказалась совсем рядом. От ее волос пахло знакомыми духами.

— Я сказала, что люблю тебя, Кэно. И готова повторять это снова и снова.

Кэноэ, не веря в свое счастье, крепко обнял ее. Барьер, который раньше отделял его от Кээрт, вдруг рухнул. Но уже увлекая ее

к дивану, Кэноэ вдруг остановился на полдороге и громко рассмеялся.

— Ты чего? — спросила его Кээрт.

— Разве это не смешно? Я влюблен в самую прекрасную девушку в мире, а она, оказывается, уже моя жена!

Глава 65. Суд идет

— Свидетель, назовите ваше имя, место работы и род занятий.

— Лойсо Дуйнуфар, профессор биологии в зейгалапском университете.

— Это все?

— Ах, да. Член политсовета Движения за демократию в дистрикте Зейгалап.

— Вы знакомы с подсудимым?

— Да, в прошлом году он как-то выступал на заседании политсовета.

— И вы запомнили его по одному разу?

— Э-э-э… Да. У меня хорошая память на лица.

— Но можно ли сказать, что вы запомнили не столько подсудимого, сколько его выступление?

— М-м… Да, пожалуй. Оно было весьма, я бы сказал, радикальным.

— Шла ли в нем речь о насилии против представителей власти?

— Ну, можно сказать, в отвлеченной форме…

— Пожалуйста, отвечайте прямо на заданный вопрос. Говорил ли подсудимый о необходимости убийства полицейских?

— Да, но это была всего лишь строка из популярной…

— Достаточно. Скажите, а как отнеслись к этому другие члены политсовета?

— Я бы сказал, никак. Они…

— То есть, они не осудили предложенной подсудимым тактики террора по отношению к правоохранительным органам?

— Э-э-э… Слова господина Джойвара вряд ли можно было понять как призыв к совершению террористических актов. Они были восприняты как преувеличение, я бы сказал, шутка.

— Почему вы считаете призыв к террору шуткой?

— Прошу вас, дайте мне объяснить. Движение полностью отрицает идеологию насилия и никогда бы…

Майдер Билон зевнул и отложил в сторону блокнот, в котором он кратко конспектировал допрос свидетеля. Если уважаемый профессор Дуйнуфар и скажет что-то интересное, его слова все равно будут запечатлены на пленке магнитофона. В это, впрочем, Билон уже не слишком верил. Процесс, перипетии которого по-прежнему не сходили с первых полос газет, не вызывал в нем ничего кроме скуки и отвращения.

Завтра… Нет, уже сегодня вечером исполнится ровно две недели, как он приехал в Зейгалап, полный надежд и желания самостоятельно и беспристрастно разобраться во всех обстоятельствах дела. И в итоге чувствует себя все больше запутавшимся.

Несообразности начались с самого первого судебного заседания, на котором прокурор потребовал осудить обвиняемого Корчера Джойвара не только по вполне обычной и скучной статье "Нанесение телесных повреждений государственному служащему в момент исполнения оным служебных обязанностей", но и по более чем двухсотлетней давности "Закону о бунтовщиках".