Время жить
Шрифт:
Мерлиновы штаны! Опять…
Я достал из кармана портсигар, вытащил сигарету и щелкнул зажигалкой. Можно было бы прикурить и от палочки, но я уже вышел за пределы магических кварталов, и удивлять магглов фокусами не хотелось.
Нужно переключиться. Срочно. С какой стати этот очкастый парень вообще занимает место в моих мыслях?
Глава 6.
Над рекой, больше похожей на грязный ручеек, клубился туман.
Уже стемнело и это место выглядело ужасно заброшенным и безлюдным - несмотря даже на то, что буквально в двух шагах отсюда
Точнее, один из самых маленьких и грязных его районов.
Дома здесь так плотно жались друг к другу, что улица была похожа на огромный разнокалиберный муравейник. Если в муравейниках бывают, конечно, покосившиеся лестницы, рассохшиеся двери и заколоченные окна.
Я непроизвольно поежился, уже жалея, что не стал дожидаться совы от Малфоя, и отправился сюда в одиночку, отказавшись от компании Рона. Конечно, вряд ли со мной может здесь что-нибудь случится, но чувствовал я себя в этом районе почему-то гораздо неуютнее, чем даже в тайной комнате.
И здесь Снейп провел все свои детские годы? Неудивительно, что он вырос с таким сложным характером - здешняя обстановка явно не способствовала легкой и беззаботной жизни.
Даже среди этих бедных зданий, дом Снейпов выделялся, как ворона среди откормленных голубей. Несмотря на бедность и обшарпанность, остальные дома выглядели обжитыми, в них горел свет, где-то хлопали двери, слышался стук посуды, говор или ругань, а дом профессора смотрел на мир черными провалами окон - словно слепец без повязки.
Сначала я подумал, что стекла разбиты, но, присмотревшись, понял, что это всего лишь обман зрения.
Просто со смертью хозяина умер и дом.
Сердце кольнуло знакомое чувство - примерно так же выглядел особняк на площади Гриммо, двенадцать, когда я вернулся туда после школы.
Обезлюдевший, опустевший, несмотря даже на те короткие недели, которые мы провели там с Гермионой и Роном - словно вместе с последними Блэками из него ушла и душа. Но мне хватило пары месяцев, ремонта и Кричера, чтобы домой стало приятно возвращаться, сюда же возвращаться больше было некому и незачем.
Да и при жизни, надо думать, Снейп нечасто здесь бывал.
Я распахнул калитку, натужно скрипнувшую петлями, прошел по заросшей дорожке и поднялся по крыльцу, исхлестанному дождем.
Достал из кармана тяжелый латунный ключ, провернул три раза в замке.
– Люмос, - тихо сказал, проходя в крошечную прихожую.
Внутри дом напоминал Выручай-комнату - слежавшийся воздух, пахнущий пылью, нагромождение старых вещей, полумрак. И тишина, давящая на уши - тишина особенная, какая бывает только в покинутых особняках. Казалось, здесь никто не живет не несколько месяцев, а десятки, сотни лет.
Я щелкнул выключателем, практически уверенный в том, что электричества нет, и удивился, когда под потолком вспыхнула лампа, освещая гостиную. Комната оказалась совсем небольшой - размером еще меньше спальни, в которой я жил у Дурслей. Из всей обстановки - кресло, диван и столик, заваленный книгами. И полки с книгами, не оставляющие на стенах ни одного
За двумя полками прятались потайные двери - одна вела на кухню, вторая - на лестничный пролет. В кухню я не пошел, а вот по лестнице сначала спустился вниз, обнаружив там небольшую домашнюю лабораторию, а потом поднялся на второй этаж, в жилые комнаты.
Их оказалось всего две, обе - темные и тесные. В той, куда я заглянул первым делом, был сложен всякий хлам, а вторая, судя по всему, служила Снейпу и спальней, и кабинетом.
Здесь, на удивление, даже пыли не было - видимо, действовала какая-то бытовая магия. И создавалось впечатление, будто хозяин отлучился всего на минуту, открыть дверь или взять на кухне чашку кофе. Узкая, застеленная вылинявшим, но чистым шерстяным одеялом кровать, впритык к ней тумбочка, комод, заставленный книгами и какими-то бутылочками, письменный стол у окна - вот и вся обстановка. В комнате было не в пример чище и опрятнее, чем в гостиной, но вот на столе царил ужасный беспорядок - ворох каких-то бумаг, записей, стопки журналов.
Я подошел к столу вплотную. Наугад взял и раскрыл записную книжку в плотной клеенчатой обложке, на мгновение напомнившую мне дневник Тома Риддла.
Страницы были исписаны мелким убористым почерком. Какие-то рецепты зелий, заметки, выдержки из энциклопедий… Я пролистал записи, не вчитываясь, и хотел было уже закрыть книжку, но между последней страницей и обложкой обнаружилось фото. Поблекшее, выцветшее от времени, но движущееся, как и положено магическим фотографиям.
С карточки на меня смотрели двое - смеющаяся девчонка с растрепанными волосами, и худой угловатый подросток, стоящий рядом с ней и не знающий, куда девать руки и ноги. Но, несмотря на весь свой растерянный и нескладный вид, парень улыбался - робко и немного смущенно.
«Ты все-таки можешь быть не только угрюмым букой, Сев!» - было написано на обороте еще несформировавшимся, прыгающим почерком.
Я сглотнул, чувствуя, что дышать стало трудно.
Лили Эванс, еще все-таки Эванс, смотрела на меня со старой фотокарточки, кривлялась, махала рукой, толкала локтем неуверенно держащегося Снейпа, и от этого всего на душе становилось одновременно и радостно, и щемяще-горько.
Пожелтевшие фотографии и старые письма - все, что осталось от людей, которые тоже когда-то улыбались, и точно так же, как я, ходили по Хогвартсу, смеялись и грустили.
Я смотрел на маму, которая на снимке была еще моложе, чем я сейчас, и думал, что это несправедливо - даже не знать, какими были мои родители, только собирать по крупицам их образы, вглядываясь в каждую фотографию, вслушиваясь в каждое мельком оброненное слово, с жадностью умирающего от жажды человека, дорвавшегося до воды.
Я бережно убрал фотографию в карман. Потом, потратив часа два, дотошно перебрал все лежащие на столе бумаги и журналы, заглянул в каждый ящик, стараясь найти еще хоть что-нибудь. Какую-то фотографию, или, может быть, письмо, да хоть тетрадку с конспектами, сделанными рукой мамы.