Время жить
Шрифт:
Тело наслаждалось приятной усталостью. Поужинать и поспать! Вова поднялся по ступеням и вошел в дом. У него особый дом! Он им очень гордился. Снаружи маленький, но очень удобный. По сути, это небольшой коттедж. Первый этаж – технический, полуподвальный, из камня и кирпича. Окон нет. Там сложена печь. Дымоход идёт вверх, на второй этаж в жилое помещение, где переходит в горизонтальное положение и образует кан – кирпичную лежанку, которая изнутри подогревается горячим воздухом от печи. В комнате стол, пристенные деревянные лавки и полки. Никакой мебели. Никаких лишних вещей. Вова называл свой дом «дачей
Любил Вова слушать, когда жена рассказывала друзьям о его быте. Слушал и в глубине души посмеивался над её словами. По-другому, иначе в лесу не прожить. А она заливалась, не скрывая своего крайнего удивления и гордости за происходящее: «У него до меня не было ничего, что составляет быт любого мужчины: ни дополнительной смены белья, ни запасных носков, ни приличной рубашки, ни вторых брюк (были одни «выходные», да и те – светлые!). Только роба, рваньё какое-то. И при этом неприкрытая гордость. Даже неловко помощь предлагать. Я нашла выход: привезла на лето двоих своих и еще троих соседских детей. Сказала, что за каждого родители заплатили по 500 рублей. За летний лагерь, типа. Отдала эти деньги ему, ну и за своих тоже, а сама закупила все необходимое, чтобы этот лагерь обеспечивать. А он все равно полученные деньги на детей потратил. А себе ну, может быть пару носков и трусов купил, да мыла вонючего хозяйственного. Дети жили в вагончике. Все мылись на улице, как-то простынями загораживались. Эта привычка – мыться на улице в любую погоду стала и моей на долгие годы».
Жена права. Мог Вова обходиться малым. У него одна роба, но какая! Настоящий брезент. Made in СССР! Не шуршит при движении. От влаги дубеет и не промокает. Висит на улице под крышей, чтобы не пропитывалась запахами человека. Для охотника – это не одежда, а мечта! Но в целом жена Галина – умница, правильно его поняла, не стала перекраивать на свой лад. Сама к непростой жизни подстроилась. Хотя на первых порах было ей трудно перейти с городского образа жизни на лесной. Вова как увидит, что жена затосковала, смеётся, что мол, кислородом отравилась, пора выхлопными газами подышать. И отпускает на выходные в город.
Она тоже беспокоилась о его психике. Чтоб совсем уж не одичал, познакомила со своими друзьями. Они приезжали летом в гости целыми семьями. С шашлыками и гитарами. Настроенные отдохнуть. Но не тут-то было. А дров натаскать? А напилить? А в поленницу уложить? День поработают, вечером «полопают», вина попьют, потом разбредутся по лесу, вернуться не могут. А Вова залезет на соседнюю сопку, посмотрит кто где и на Айсберге начинает собирать, выводить заплутавших к лагерю. Чтобы ещё песенки под гитару пол ночи послушать…
Вова зажег в комнате электрический фонарь. Вошла жена с ужином.
– Как настроение? – встретил он её вопросом.
– Знаешь, хреново!
– Что опять?
– Сегодня недалеко от участка видела Пародива.
– Какого?
– Младшего.
– А старшего так и не нашли?
– Ничего не слышно.
Вова взял ложку и стал ужинать. Семья Пародивых давно жила в поселке. Родители вырастили двоих сыновей и умерли. Ребята в армии не служили по причине прохождения тюремных университетов. Невысокого роста, жилистые, смуглые, они отличались безрассудным и непредсказуемым
Вова понял, что лесные законы кардинально изменились, когда однажды лет пять назад в глухом распадке случайно наткнулся на наркоманский схрон. Две алюминиевые фляги, присыпанные дубовой листвой, лежали в глубокой траншее. Вытащил фляги. В них – сухая дурь. Ну не оставлять же всё как есть! Вова высыпал траву посреди дороги и поджёг. Фляги забрал. Будет в чём на следующий год капусту квасить. Случай этот его насторожил. Но кто конкретно пакостил Вова не знал, пока однажды не увидел младшего Пародива, гонявшего по Карантинке на кроссовике.
Пару лет назад по району поползли слухи, что старший брат сгинул. Предполагали, что его устранили такие же, как и он. А что греха таить, знают люди, как наркоши поступают с теми, кто случайно в лесу забредёт на их плантации – заставляют всё лето ухаживать за травой: полоть, поливать, удобрять. А если кто позарится на их продукт, ловят, привязывают к дереву и оставляют в глухом месте. Что с человеком будет без воды через неделю? Пропадёт!
Вова похвалил жену за ужин. И чтобы как-то успокоить сказал:
– Не волнуйся. Я сам с ним поговорю.
– Да он же безбашенный!
– Постараюсь достучаться… Попрошу, чтобы искал другое место.
Разговор с младшим Парадива состоялся очень скоро. Увидев пылевую дымку над проселком, Вова прислушался. Рёв кроссовика спутать с другим мотором нельзя. Залез в «Беларусь» и поехал наперерез. Выехав на проселок, поставил трактор поперек дороги. Вылез из кабины. Мотоциклист остановился прямо перед Володей. Заглушил мотор и снял шлем с черным стеклом.
– Дядя Вова, что хотел?
– Это ты, Ваня, чего хочешь? Что ты тут потерял?
– А тебе какая разница?
– Мне, дорогой, проблемы не нужны. Если ещё раз увижу – пеняй на себя. У меня карабин и трактор с ковшом. Да и искать тебя некому.
– Зря ты так…
Парадива надел шлем, завел мотор, резко развернулся, поставил мотоцикл на дыбы и поехал прочь. Целое лето Вова его не видел.
А потом начались горячие деньки. Посадка, прополка, культивирование. К началу июля настала пора сенокоса. Спасибо друзьям – охотникам Борису да Степану, помогали на покосе. Они тоже держали коров. Вместе было сподручнее метать копна и возить сено. А оно было знатным, душистым, как травяной чай! Цветущие разнотравные луга раскинулись на всю нижнюю часть Карантинной пади. Они цвели всё лето и осень. Вова держал пчел и свои 7 ульев никуда не вывозил. Мушкам, как он ласково называл тружениц, хватало цвета на месте.
Любил Вова рассказывать друзьям о своих планах. А что, в том плохого? Мечтает он поставить на ручье мини электростанцию! Будет своё электричество. Построит баню и гостевой домик. Можно развивать туризм. Китайцы интересуются плодами амурского бархата, лимонником. Японцы с руками отрывают папоротник. Ну а женьшень оставит себе. Боря посмеивался над лесным Мюнхгаузеном: «Опять у тебя пуля зашевелилась!»
Ох, уж эта проклятая пуля. Как она поменяла его жизнь!