Время зверя

Яковлева Ольга

Он насыщался кровью и раздумьями, возвращался в гостиницу и неслышно входил в комнату к спящей Софи. Там он тихо смотрел, как она спит, улыбается или хмурится во сне, её длинные волосы разметались по подушке, веки подрагивают, губы слегка шевелятся, беззвучно произнося слова во сне. Иногда она просыпалась, бессознательно ощущая чьё-то чужое присутствие, и тогда он отступал в тень кровати, она же смотрела вокруг невидящим взглядом и снова проваливалась в сон. Кошмары больше не приходили к ней, она смотрела во тьме в пустоту и иногда видела там зверя, неспешно бредущего в одиночестве по ночной пустыне. Иногда он останавливался,

поворачивался и молча смотрел на неё. – Кто ты, зверь? – спрашивала Софи во сне, но вопрос её оставался без ответа. Иногда она видела во сне Дима, и тот тоже уходил от неё вдаль в пустыню, оставляя её в одиночестве. В такие минуты она хмурилась во сне и просыпалась. Наутро она не помнила своих снов.

А днем Софи недоумевала, почему же Дим избегает общения с ней. Снова и снова прокручивая в голове события той ночи в монастыре, она пыталась вспомнить, не обидела ли она его, не задела ли его чувства ненароком. И эта волчья голова… Дим запретил убирать её до их отъезда, и теперь она торчала на палке на заднем дворе гостиницы. Софи видела её из окна и каждый раз вздрагивала от ужаса и странного чувства покорности, подчинения, овладевшего ей в ту минуту, когда она увидела Дима, вернувшегося с удачной охоты.

– Мы словно первобытные люди, – улыбалась она, – ушли в своём развитии бесконечно далеко вперёд, и до сих пор жаждем отдаться мужчине, вернувшемуся с удачной охоты на мамонта.

Под конец она решилась и подошла к Диму, так, что он не мог избежать разговора с ней.

– Я хочу снять ту сцену, – решительно сказала она, – тебя, возвращающегося с охоты и несущего на плечах эту безжизненную тушу. Охотник и его добыча, первобытное желание и утолённая жажда убийства – как это было бы прекрасно!

– Первобытные кровожадные страсти, – улыбнулся Дим, впервые за эти дни посмотрев ей прямо в глаза, – и ты наверняка хочешь, чтобы я был в одном белье?

– Без белья, словно первобытный дикарь, и весь в крови, – улыбнулась она, – всё должно быть по-настоящему.

– И это должно быть в грозу?

Софи представила себе, как наяву, обнажённого мужчину, бегущего с окровавленной тушей зверя, лежащей на его плечах, под мощными струями дождя, которые омывают его сильное тело и смывают с него запёкшуюся звериную кровь. Она даже зажмурилась, настолько правдоподобным было это видение.

– Софи, – требовательно позвал её Дим, заставляя открыть глаза, – гроза далеко, и здесь больше нет волков, чтобы их убивать. Возможно, когда-нибудь я убью зверя, но тогда ты должна быть рядом, чтобы запечатлеть это мгновение для вечности.

–– Ты будешь рядом, когда я убью зверя? – неожиданно для себя спросил он, и предчувствие неизбежного нахлынуло на него бурно й волной. Вместе с ним вернулись желание, и страсть, и жажда крови опять затопила всё его существо.

– Сегодня последний день съёмок, а завтра мы возвращаемся в Лондон, – неожиданно ответила Софи. – Не хочешь сходить вечером в монастырь?

Дим согласно кивнул.

– Я больше не могу сопротивляться этому, – думал он, собираясь вечером на прогулку. – Завтра утром мы расстанемся и потеряем друг друга в большом городе, а сегодня ночью я дам себе волю, позволю себе быть таким, каков я есть уже много веков, ведь я больше не могу притворяться рядом с тобой.

***

Сэм стояла в толпе перед сценой, а там,

на сцене, был Макс, её герой. Музыканты из его группы отошли на задний план, растворились в приглушённом полусвете софитов, и только он, его мужественная фигура с гитарой в одной руке и микрофоном в другой, возвышались над ней. Он пел, и каждый звук его голоса, каждая нота, взятая им неимоверно высоко или бесконечно глубоко, отзывалась в её душе, она дышала в унисон с его мелодией и полностью отдалась во власть музыки. Та зачаровывала, притягивала, потрясала, возносила на вершины блаженства и повергала в пучины страдания, и сам он тоже мучился, страдал, мечтал, любил – это продолжалось целую вечность и всего лишь одну песню. А потом он замолчал, выпустил из рук микрофон и посмотрел ей прямо в глаза. Толпа вокруг неё расступилась, так что она осталась одна в полукруге света, а он шагнул со сцены прямо к ней в этот полукруг.

– Сэм, – хрипло прошептал он, обнимая её за плечи и заглядывая глубоко в глаза, – ты пришла…

Он всё смотрел и смотрел, а она тонула в глубине его взгляда, впитывала жар тела, исходящий от него, вдыхала запах пота и не могла пошевелиться.

– Сэм, – снова хрипло прошептал он и внезапно начал меняться. Тело его выгнулось в неестественной позе, страшный крик исторгся из его груди, руки и обнажённая грудь стали покрываться шерстью. Голова вытянулась, во рту выросли страшные клыки, он сжал её в объятьях когтистыми лапами, так, что ей стало больно и трудно дышать, и потянулся клыками к её шее, хрипло рыча.

Сэм закричала от ужаса и… проснулась. В комнате царили тишина и полумрак, бледный свет луны пробивался сквозь неплотно задёрнутые занавески, за окном мерно звучал шум прибоя. И таким спокойствием, умиротворением повеяло на неё от этой картины, что она глубоко вздохнула и пришла в себя.

– Это был всего лишь сон, – сказала она себе. – Страшный несбыточный сон, которому не стоит придавать значения. Завтра я увижу Макса, и закончится моя пора ожидания. О, надеюсь, я не зря так долго ждала тебя, – она глубоко вздохнула, отвернулась от окна и крепко заснула без сновидений. Зверь больше не приходил этой ночью в её сны.

***

Анна с Александром вошли в лондонский дом Эдварда.

– Вы как раз вовремя! – радостно приветствовал их вампир. – Макс уже уехал в Брайтон, готовиться к концерту, и теперь мы все вместе отправимся вслед за ним. Дим присоединится к нам позже, пока же он участвует в каких-то забавных человеческих играх, здесь неподалёку от Лондона.

Анна глубоко вздохнула и обняла Эдварда. – Здравствуй, малыш, – прошептал он и погладил её по волосам. – Не надо больше мучиться.

Девушка подняла на него глаза.

– Да, я всё знаю, – утвердительно кивнул он. – И не нахожу это странным. Меня самого также одолевали страдания, тоска по преходящим человеческим страстям. Но всё это проходит, как проходит сама вечность, периоды счастья и страдания сменяют друг друга, словно песок, перетекающий сквозь пальцы, время закручивается по спирали и неизбежно поворачивается к нам лицом будущего, обнажая нашу сущность для вечности. Нам же в минуты смятения, подобные тем, которые сейчас переживаешь ты, остается только смириться и остановиться, наблюдать как время, словно песок, утекает сквозь наши пальцы, ожидать, принимая всё то, что оно нам готовит.