Всадник Сломанное Копье
Шрифт:
А уж про его меч с золотой рукоятью и говорить было нечего; столь богатый клинок вместе с ножнами, украшенным драгоценным каменьями и серебряной оковкой, стоил целого состояния.
Увернувшись от очередного выпада, Василько пригнулся и нанес коварный удар сбоку, на уровне пояса. Крестоносец свалился как подрубленное дерево, только с железным грохотом. Второй пилигрим невольно отшатнулся; он не ожидал такой прыти от противника, который не только ушел от разящего удара, но одновременно умудрился пропустить его меч над головой. А этот прием рыцарь считал неотразимым.
Но времени на изменения тактики боя у него уже не было. Василько поступил совершенно неожиданным образом. Он перекинул топор в левую руку, а правой
Он был огромным – как скала. Под его ударами не отличающийся ни силой, ни статью Андрейко гнулся, словно тростник под ветром. Еще немного, и руса ждала бы незавидная участь. Меч рыцаря был тяжеленным и по размерам больше самого длинного франкского клинка. Поэтому защититься от ударов было очень сложно.
Тем не менее пилигрим дрогнул, когда увидел, что подкатилось ему под ноги. Это временное замешательство стоило ему жизни. Василько мигнул Андрейко и тот сразу понял, что намеревается сделать кентарх.
Они ударили одновременно – Андрейко на уровне ног, а Василько в голову. От выпада Андрейки крестоносец сумел защититься щитом, а вот удар топором по шлему отразить не успел. Большого вреда рыцарю он не причинил, шлем остался цел, только погнулся (Василько не смог размахнуться пошире), но словно шмели у него в голове загудели, и крестоносец на какой-то миг потерял ориентацию.
И тут снова просвистел меч Василько. На этот раз удар получился разящим. Добрый меч из сарацинской стали разрубил доспех, и правая рука пилигрима безвольно повисла, потому что была перерублена ключица.
Предоставив Андрейко добивать противника, – брать крестоносцев в плен русы не желали, вполне обоснованно полагая, что они покушаются на истинную православную веру, а не только пришли в Константинополь, чтобы пограбить (для наемников в этом не было ничего зазорного), – Василько помог справиться своему товарищу с четвертым рыцарем, и когда тот, залившись кровью, рухнул на пол башни, вскинул руки с оружием вверх и проревел победный клич императорской Варанги…
Раннее весеннее утро выдалось на удивление приятным. Прозрачный воздух благоухал цветочными ароматами, восточная сторона неба была похожа на розовое с позолотой покрывало из тончайшего шелка, и тишина стояла удивительная.
Но что-то не давало возможности насладиться прекрасным утром, и Василько лишь тяжело вздохнул, глядя на громадный храм Святой Софии, который высился неподалеку. Кентарх, получив указание от стратига, руководившего обороной Константнополя, торопился возглавить свою сотню, дежурившую на стенах.
Первый приступ у крестоносцев не удался. Жаркий бой длился до темноты, некоторые башни противник все-таки захватил, но развить успех у пилигримов не получилось.
Взбешенный Бонифаций Монферратский посылал в бой все новые и новые отряды рыцарей и солдат, но их потуги были тщетными – Варанга и пизанцы стояли насмерть. Особенно опасным и смертоносным для крестоносцев был участок стены, который обороняли русы и варяги.
Кентарх Харальд Молот был берсерком и считал самой большой радостью в жизни кровопролитное сражение. Он завывал, как дикий зверь, бесстрашно бросаясь на рыцарей, и его огромный молот не оставлял им никакого шанса остаться в живых. Не отставали от него и другие даны.
Дрогнули лишь инглины. Они оставили свой участок стены и бросились бежать. Хорошо, что подоспели наемники-печенеги, превосходные стрелки из лука, и быстро проредили толпы франков, которые уже хозяйничала на стенах.
Бой затих, когда на Константинополь опустила свое покрывало ночь. Пилигримы, злобно ворча и огрызаясь выстрелами из арбалетов, вернулись на суда и в лагерь, расположенный неподалеку от городских стен – чтобы
Василько смотрел на храм Святой Софии и вспоминал, как впервые попал туда в качестве телохранителя Исаака II Ангела. Император, в отличие от узурпатора Мурзуфла, отдавал предпочтение русам из Варанги. Они были не только его личными телохранителями-манглабитами, но и составляли костяк стражей, присутствовавших на всех торжественных церемониях.
Внутри храм был потрясающе великолепен. Озаренный дневным светом и паникадилами, спускающимися из девяти куполов на золотых цепях, он полнился толпами знати в богатых одеждах и воинских доспехах. Чины духовные, государственные, монашествующие, военные заполнили базилику от боковых кораблей [20] до галереи, и, казалось, уносились ввысь в золотых волнах света, лившегося из узких разрезов витражных окон.
20
Корабль, неф – вытянутое помещение, ограниченное с одной или с обеих продольных сторон рядом колонн, отделяющих его от соседних кораблей.
В храме было сто семь колонн из ценных пород цветного камня. Сто семь – цифра, имеющая магический смысл. Каждая из этих колонн носила имя одного из византийских патриархов, возглавлявших христианскую церковь до постройки храма. Каменные опоры как бы представляли собой «столпы церкви».
Эта огромная церковь была сооружена при императоре Юстиниане. Он задумал построить не только самый большой храм на свете, но и наиболее богатый по внутренней отделке. Император-христианин хотел затмить пышностью своих языческих предшественников. Он собирался даже выложить золотыми плитками пол, но на это не хватило бы всех богатств империи. Пришлось довольствоваться разноцветным мрамором, волнистые линии которого должны были напоминать верующим волны райских рек.
Патриарх сошел с амвона, который был увенчан киборионом [21] и осенен золотым крестом, а из наоса [22] показались помазанники от всех церквей и во всевозможных мантиях. Здесь были епископы из Африки, смуглая кожа, орлиный нос и суровый вид которых так резко отличались от епископов Македонии, белокурых и приветливых. Были монахи-островитяне и простые священники из-за Дуная, где они обращали в христианство племена, еще исповедующие языческую веру. Множество других священнослужителей стояли сплошной толпой в сверкающих митрах, в облачении ряс, стихарей, епитрахилей и далматик, затканных необычайно сложными узорами, драгоценные нити которых передавали жаркие оттенки заходящего солнца, переливы занимающейся зари.
21
Киборион, киворий – в христианских храмах дарохранительница, позже алтарная сень, поддерживаемая колоннами и богато украшенная.
22
Наос – центральная часть христианского храма. С востока к наосу примыкает алтарь – важнейшее помещение храма, где располагается престол и совершается литургия. Алтарь в православных храмах отделен от наоса завесой и иконостасом. С запада к наосу присоединяется притвор, по-гречески нартекс.