Всадники Роха
Шрифт:
Они прошли по единственной кривой улочке нижнего города, которая целиком и полностью была застроена передвижными шатрами. Сергей уже знал, что с наступлением весны хозяева разберут свои строения, погрузят скарб на телеги и уедут кочевать в пустоши и степи. Авьяд не препятствовал людям жить вольной и кочевой жизнью, но недовольство проявлял. Для него было важным, чтобы такие семьи приняли оседлый образ жизни, увеличивая население города. Кто-то внимал увещеваниям и переселялся на холм, становясь горожанином, а кому-то оставалась по нраву жизнь на воле. «Кочевники» были зажиточными товарищами, каждая семья имела помимо гужевого
– Почему ты не купишь себе корнуто? – поинтересовался Низовцев у мага, потерявшего бодрость передвижения. – Тяжело ведь ходить на такие расстояния!
– Корнуто – это не просто существо, на чьем хребте ты разъезжаешь ради своих дел, – отрезал Мёран. – Это слияние двух душ: всадника и животного. Тебе уже говорили, что объездка важна именно в таком аспекте? Вот поэтому я не хочу еще раз испытывать подобное. Был у меня… друг. Десять лет назад я потерял его – так получилось. И с тех пор не мог заставить себя приобрести молодого корнуто. А тут и старость подкатила. И как мне заниматься объездкой? Да я бы и одного удара сердца не удержался в седле – вылетел бы! Стар я стал!
Поднялись по разбитой и грязной дороге на холм, и маг сразу заторопился домой. На просьбу Сергея проводить его, он категорически отказался, сказав, что еще имеет силы доковылять до постели. А тут и Шай подоспел, виновато поникнув лохматой башкой. Мёран обругал его «блохастым недоумком», после чего занятная парочка исчезла за поворотом улицы. Низовцев усмехнулся и направился на подворье, попутно отвечая на приветствие знакомых горожан. Да, его уже узнавали некоторые торговцы и обыватели, в основном те, кто проживал рядом с подворьем вождя.
Дойдя привычным маршрутом до площади, повернул к подворью, но тут услышал громкие крики из прилегающего проулка. Заинтересовавшись, Сергей решил слегка подкорректировать свой путь. В конце концов, до вечера еще далеко, успеет дойти до казармы. Картина перед ним открылась странная. Двое мужиков, похожих скорее на бойцов тяжелого веса, чем на обычных худосочных горожан, прижимали к земле невзрачного подростка в каком-то тряпье. Рядом стояла прилично одетая девушка и что-то резко говорила, размахивая руками. Вот один из мужиков размахнулся и влепил затрещину пацаненку. Тот заскулил.
Сергей свистнул, осторожно подходя к этой троице. Поддержание порядка входило в планы любого дружинника, даже не находящегося на службе. Есть нарушение – обязан вмешаться. Люди смотрят, оценивают человека. Если под каким-то предлогом увильнул от наведения порядка, то Отец Авьяд все равно узнает от доброхотов. Самое лучшее, что произойдет с таким воином – безжалостно выпорют прилюдно. Обычно изгоняют из отряда, что равносильно позору, покрывающему всю родню этого «избегателя проблем». Сергей не имел родни, в клане не состоял, и мог пройти мимо безобразия, даже если пацан был в чем-то виноват. Но метаморфозы, начавшие происходить в душе Низовцева, коснулись и этого правила. Да, он на службе Авьяда состоит формально, но как-то надо завоевывать авторитет.
Окинув взглядом территорию, он не обнаружил никого из горожан или знакомых дружинников. Место скандала
Услышав свист Сергея, мужики выпрямились, оторвавшись от жертвы. Один из них был смуглолицый и с широкими скулами на обветренном лице, а еще у него хорошо просматривались кустистые брови, словно списанные с портрета Леонида Ильича. Второй оказался со свернутым набок носом и небольшими язвами на лице, оставшимися от какой-то болезни в прошлом. Именно он недружелюбно спросил:
– А тебе чего надо, мил человек?
– Да парня бы отпустили, – Сергей понемногу начинал понимать речь аборигенов, чему способствовал самодельный словарь Алены. Действительно, ничего сложного, структура построения фраз аналогична русскому языку. В этом Сергей разобрался быстро, как и в системе образования глаголов и прилагательных. Алена, умница, все расписала, как могла. Словарь продолжал писаться и обогащаться новыми словами. – За что бьете?
– Он вор! – взвизгнула девица, помогая себе руками, словно крыльями махала. – Украл мой кошелек!
– И серебряную подвеску, и цепочку, – хмыкнул Сергей. Что-то ему не нравилось в происходящем.
– Какую подвеску? – впала в ступор девушка.
Низовцев медленно стянул «рифл» с плеча, но наизготовку брать не стал, чтобы не провоцировать мужиков. Просто обозначил свои намерения. Он – смотритель порядка. Ситуация нравилась ему все меньше. В душе поселился червячок сомнения. Нужно ли вообще встревать не в свое дело? Сергей не был трусом, но сейчас объективно оценивал свое положение. У него есть ружье, заряженное экспериментальным амулетом, где оставалось энергии на восемь-девять выстрелов; есть страшный кривой нож, которым он навряд ли будет пользоваться в драке. Как бы самого не прирезали…. И что теперь? Врезать файерболом и наглядно увидеть результат применения нового патрона? Хрень забугорная, а не файербол! Надо как-то по-своему назвать. Ну, например, пиропатрон! А что? Так будет лучше!
– Ты, давай, вали отсюда! – мужик со свернутым носом переглянулся со своим напарником, и в их взглядах мелькнула странная радость. – Жизнь не дорога?
– Угрожаешь, что ли? – хмыкнул Сергей, делая еще один шаг вперед и отгоняя неуверенность прочь. Он вскинул ружье и повел стволом по сторонам. – Резко отошли в сторону и руки в гору!
Часть предложения он сказал по-русски, но был уверен, что его прекрасно поняли по обрывкам фраз. Девушка ойкнула и отскочила в сторону, сразу побледнев как снег под ногами.
– Хенде хох, падла! – рявкнул Сергей, увидев, как мужик с густыми бровями сделал попытку зайти за его спину. – Стоим на месте, показываем руки!
– Ты что делаешь? – вкрадчиво спросил с перебитым носом. – «Рифлом» угрожаешь честным горожанам? Ты чей такой прыткий? Кто твой кабез?
– Много знаешь – плохо спишь, – произнес Низовцев, лихорадочно наблюдая, как мужики, шаг за шагом, начинают маневр охвата. Надо было решать, что с ними делать. Или валить, что вызовет ненужные вопросы со стороны Авьяда и даже возможное наказание, или остаться и быть битым. Убитым – так будет точнее.