Все арестованы!
Шрифт:
— По-моему, вдовушка клюнула, — с сияющим лицом заключил капрал, снимая наушники.
— Ты всё записал?
— Ирджи, я всё слышал, как и ты, а запись должна быть у Чмунка на диктофоне.
— Что ж, отлично. — Я дал команду выдвигаться в заранее оговоренное место встречи. Мы отъехали и сделали небольшой круг. Рядовой Чунгачмунк уже ждал нас в переулке за баром.
— Хорошая работа, дамский угодник, — радостно приветствовал его Флевретти, принимая с рук на руки служебный диктофон и два маленьких микрофона. Я строго посмотрел на него,
— Садись, — коротко сказал я, когда индеец втиснулся на заднее сиденье нашего «ситроена».
Машина тронулась, ушла по улице, мы прилично отъехали от «Купания красного осла», и только тогда я спросил:
— Ну, что скажешь? Твоё впечатление?
— Имей в виду, мы всё слышали, — влез Флевретти.
— Да, но нужно твоё мнение, ты с ней общался. Как она тебе?
— В каком смысле?!
— Только в служебном. — Мне пришлось добавить жесткости в голос.
— Что-то скрывает, неприятная скво.
— Все женщины приятны, но каждая по-своему, — оскорбился за весь слабый пол его главный почитатель — капрал. — У этой явно приятный бюст!
— Она точно что-то замышляет.
— И мы даже знаем что, — с неуместным хохотком снова влез Флевретти.
Я цыкнул на него и попросил Чмунка продолжать.
— У неё глаза, как у дикого опоссума, готовящегося напасть на раненого койота.
— Разве такое бывает? — удивился я. — Но тебе видней. Что ещё?
Индеец подумал:
— Наверное, это всё. Пока всё.
— Что ж, и это неплохо. Ты хороший психолог, оказывается.
— Наблюдая за дикой кошкой, можно многое о ней узнать. Даже когда она только умывается, думая о своём, — мудро сказал вождь. В этот момент мы как раз подъехали к гостинице, где он жил.
— До встречи завтра в участке, — попрощался я. — И если она вдруг позвонит, сразу дай мне знать в любое время ночи!
Он вышел, по-индейски отсалютовал нам кулаком правой руки, а мы поехали дальше. Я попросил Флевретти подбросить меня до угла и загнать машину на стоянку. Он собирался вернуться обратно в участок, а я пошёл до дома пешком, как обычно. Ложиться спать было ещё слишком рано, отчётов на завтра писать не нужно: поскольку вся запись велась в голосовом режиме на диктофон, то теперь это задача капрала. Мне же стоило как следует продумать все действия Чунгачмунка, повернись ситуация с вдовой так или иначе.
Что, если на завтрашнем свидании она проявит большую активность? Или, наоборот, что-то почует и откажется встречаться с нашим «подсадным»? Могут ли юристки-феминистки доказать в суде, что второе свидание равносильно вступлению в брак, и на основании этого требовать для мадам Выхухоль наследства внезапно умершего Чмунка? А что, если при попытке избавиться от краснокожего «мужа» Чистая Вдова потеряет инициативу и наш сотрудник сам расправится с ней? Мыслей было много, не все они радостные, хотя надежда умирает последней…
И
— Брадзинский!
— Шеф? — Я чуть не столкнулся с комиссаром прямо в дверях.
— Чудесный вечер, сержант, — слишком уж весело вскричал старина Жерар, чтобы я поверил, что это правда.
— Да, пожалуй, — через паузу сказал я, подозрительно глядя на него. — А что вы здесь делаете?
— Просто проходил мимо и прохожу дальше, — заторопился шеф, но, пройдя два шага, обернулся: — Ну и как там Самка Каракурта?
— Вроде мы её называли Чистенькой Вдовушкой или Паучихой. Откуда новое прозвище?
— Так, взбрело, — попытался отмахнуться комиссар, но я уже почувствовал запах убегающей дичи.
— Так вы её знаете?
— Нет, это моя жена знает. То есть она слышала, что кто-то её так называл.
— У вас с ней были отношения и вы молчали об этом?! — поднажал я.
— Ещё бы мне об этом прямо тут и орать! — повысил голос шеф. — Да если моя жена узнает, что мы… провели всего один вечер в баре соседнего городка, накачавшись мозельским… Мне повезло, и я… в общем, я уехал домой. И ничего не было!
— Совсем ничего? — мягко уточнил я.
— Совсем! — уже на всю улицу продолжал орать шеф. — Кто ты такой, чтобы лезть в мою личную жизнь?! Слышал вообще когда-нибудь такое словосочетание? Если расскажешь хоть что-то этой своей Эльвире, я на неё в суд подам с требованием защиты чести и достоинства!
— Достоинства? — ещё раз уточнил я.
Базиликус покраснел так, что я подумал, что его вот-вот хватит инфаркт.
— Брадзинский, — страшным шёпотом произнёс он, — если ты доведёшь расследование и посадишь её, обещаю представить тебя к медали за отличие в службе. Но если в ходе расследования всплывёт моя связь (подчёркиваю, короткая и ни к чему не обязывающая) с этой озабоченной дамой, я собственноручно повешу тебя на самом высоком дереве на нашей привокзальной аллее!
— Зачем?
— В назидание всем остальным молодым идиотам!!!
— И вам хорошего вечера, — пискнул я в спину шефа, удаляющегося по улице.
…На следующий день я явился на работу пораньше. Во-первых, не выспался, во-вторых, так и не решил для себя, чем же мой толстый неопрятный шеф так привлекал столь разных женщин в свои молодые годы? Мадам Фурье, директриса ведьминского университета мадам Шуйленберг, а теперь ещё Чистая Вдова… И я подозревал, что это далеко не весь список. Надо будет пообщаться на эту тему с Флевретти, уж он-то в этом городе знает всё и обо всех.