Все без ума от Евы

Хмельницкая Ольга

– Вы живете вместе? – спросила Ева.

– Да, – ответила девушка, – уже почти полгода.

– И вы обычно возвращались домой вдвоем?

– Не всегда, – покачала головой Гусева, – иногда Василий приходил позже. Я уезжала по окончании рабочего дня, около половины седьмого, готовила дома ужин, стирала и убирала. Вася обычно появлялся не раньше десяти вечера.

– Ясно, – кивнул Чабрецов, – но сегодня вы остались с ним на работе допоздна.

– Да, – сказала Даша, – потому что он пообещал уйти в семь, но, как обычно, задержался до половины девятого.

У нас это происходило тысячу раз – я говорила ему, что завтра настанет новый день и можно будет доделать всю работу, а он отвечал мне «ага» и снова поворачивался к экрану. Вчера я опять уговаривала его пойти домой, и уговаривала, и снова уговаривала, и около девяти Вася согласился. Он сказал, что мы сейчас поедем, и ушел в туалет.

– Остальные сотрудники отдела покинули институт раньше? – спросил полковник.

– Копейкин ушел в семь, у него у друга юбилей, – принялась вспоминать Дарья, – еще раньше убежала наш младший научный сотрудник, Алена Сичкарь, сказала, что вечером у нее свидание с фотографом. К слову, видела я снимки, которые делает ее молодой человек, – все вроде бы ничего, а лица у людей такие, будто у них зубы болят. Так что, думаю, этот фотограф на самом деле далеко не такая душка, каким хочет казаться.

– Она, говорите, ушла раньше семи? – уточнил полковник.

– Ровно в шесть, по-моему. На маникюр спешила, – кивнула Даша. – В полвосьмого ушел Белобородов, ведущий научный сотрудник, кандидат наук, у него семнадцатилетняя дочь недавно в подоле внучку принесла, так они все сначала разволновались, ругались, нервничали, а теперь, когда малышка родилась, не нарадуются. В общем, Белобородов ушел в полвосьмого, потому что хотел еще заехать в магазин и купить внучке куклу. В восемь ушла Захарова, заместитель Копейкина. Она, к слову, тоже кандидат наук.

– Почему она ушла так поздно? – спросила Ева. – Женщины обычно стремятся вернуться с работы домой пораньше.

Даша убрала со лба волнистую челочку.

– Ей незачем уходить с работы пораньше, – пояснила девушка, – у Захаровой нет семьи, куда ей спешить? Она себя всю жизнь считала очень красивой, умной, начитанной, культурной и талантливой. Теперь ей почти сорок, и никто, несмотря на ее невероятные таланты, ею не интересуется. Ну, почти никто. Вон, Степан из фирмы по производству пластиковых люков за ней вроде ухаживает. Но все равно она сидит на работе допоздна. Дома ее только попугайчик ждет и коллекция мраморных слоников. Если честно, я ей сочувствую.

– Может, у нее все еще впереди, – сказал Чабрецов. – У меня вон жена тоже была одиноким и слишком умным доктором наук. И ничего.

– Все может быть, – кивнула Даша. – В общем, Захарова ушла около восьми вечера. Мы остались в отделе вдвоем. А около девяти Вася пошел в туалет, и на него напали. Он вернулся и ничего мне не сказал, и… и…

Она слегка замялась.

– И – что? – спросила Дашу Ева.

– И я узнала о том, что на него кто-то напал, только когда появились спецназ и милиция, – сказала она, покраснев.

– Василий вам ничего не сказал? – спросил Рязанцев.

– Нет.

Хотя я заметила, что он прячет от меня руку, но никак не могла понять, почему. Только недавно увидела разбитые костяшки, – ответила Гусева, слегка выпятив свои пухлые губы.

– Хорошо, большое спасибо, – сказал девушке Чабрецов. – Если потребуется, мы еще с вами побеседуем. Отдыхайте. К сожалению, здание пока покидать никому нельзя, так что располагайтесь здесь, в отделе.

Девушка кивнула и встала. Ева проводила ее задумчивым взглядом.

Следующим посетителем оказался молодой человек с серьгой в ухе. Он выглядел испуганным и ершистым одновременно. Молодой человек посмотрел сначала на Рязанцева, потом на Чабрецова, а потом на Еву, и с Евы он уже взгляда не спускал – видимо, она показалась ему «добрым следователем».

– Я тут ни при чем, – быстро сказал парень, скрещивая руки на груди и отгораживаясь тем самым от собеседников. – Я никого из туалета не вытаскивал. У меня даже веревки нет!

– Да мы и не говорим, что вы при чем, – сказала Ершова. – А кто вам рассказал о том, что кто-то кого-то вытащил из туалета с помощью веревки?

– Кто-то в отделе… уже не помню, кто, – сказал юноша, закашлявшись. – В очереди на допрос. То есть, кхм, на беседу.

– Расскажите, как прошел ваш вечер, – попросил полковник, – и как так получилось, что в девять часов вы все еще находились на рабочем месте?

Молодой человек вздохнул.

– У меня жуткое, эксплуататорское начальство, – сказал он, и голос его стал сдавленным. – Сегодня мы получили новую партию мормышек, и я должен был их все до утра оприходовать. У нас в магазине есть компьютерная система, куда нужно вносить информацию о товаре. Вот я и вносил.

– И как, все сделали? – спросил Чабрецов. – Или еще мормышки неучтенные остались?

– Больше половины работы не сделал еще, – сказал юноша. – Я, наверное, отсюда уволюсь. Потогонная система замучила.

– Ваше торговое помещение находится как раз под туалетом, – напомнила Ева, – и вы утверждаете, что ничего – совсем ничего – не слышали?

Молодой человек смутился.

– Не над нами, а по диагонали находится, – уточнил он. – Я пару раз слышал, как что-то упало, но мне и в голову не приходило идти, к примеру, проверять, что там происходит. Вы понимаете, мы этот туалет просто ненавидим: оттуда все время течет и воняет. Особенно летом.

– И все-таки постарайтесь вспомнить, кто сказал вам о том, что кого-то вытащили из туалета на веревке, – сказал полковник.

– Не помню, – отрезал юноша.

– Ну хорошо, идите, – пожал плечами Рязанцев. – Домой вам возвращаться пока запрещено, оставайтесь на своем рабочем месте. Можете продолжить учет мормышек.

Молодой человек, облегченно вздохнув, вышел в коридор.

Почти сразу же в лабораторию вошли Степан Касьянов и пожилая женщина. Ее седые волосы были уложены в высокую прическу. На указательном пальце виднелся массивный золотой перстень с топазом.