Все будет хорошо
Шрифт:
— Папку Лерман не уносили? Ой, здравствуйте, девочки!
— Привет, Леночка! Нет еще.
— Дай. — Лена потянулась за папкой, на которой стояла фамилия врача: «Лерман».
— Слушай, занеси ей в кабинет, ладно? А то она с полдевятого на приеме, а мне еще карточки разносить. Я сегодня припозднилась. — Сестра кивнула на сложенные стопкой папки.
— Давай. Я тоже как попало ехала. — Лена быстро, на ходу, нашла — «Кузнецова Н. А.». Это были результаты Нины Анатольевны Кузнецовой. А анализы Кузнецовой Натальи Александровны так и остались
В одиннадцать Лена вышла в вестибюль. Натаха уже ждала ее, сияя улыбкой и сверкая свежим кроваво-красным маникюром.
— Вот твои анализы, Наташ. Все хорошие.
— Ну, что я говорила! — обрадовалась Натаха. — А к доктору пойдем?
— Да теперь вроде не нужно — но если хочешь…
— Шучу я, Лен, какой доктор. Ему ведь пити-мити нужно отстегнуть. Бесплатно мне туда заглядывали, когда двадцать лет было, а сейчас всем приплачивать нужно. Хотя я новые трусы надела, маникюр-педикюр сделала. — Натаха гордо продемонстрировала сверкающие лаком ногти. — А это тебе, Ленусик. — Она достала из сумки большую коробку конфет.
— Спасибо… — Лену удивила и даже несколько растрогала такая неожиданная щедрость — конфеты были из дорогих, да и коробка очень большая. Ей было невдомек, что таких коробок, предчувствуя скандальное увольнение, Натаха унесла домой два десятка. — Хочешь, — предложила она, — пойдем попьем чайку у нас в лаборатории.
— Спасибо, Лен, как-нибудь в другой раз обязательно попьем. И не только чайку. Меня тут на работу пристроить обещали, так что побегу. Ну, пока, Лен. Еще раз тебе спасибо.
«Сколько ж лет, как мы окончили школу, — думала Лена Захарова, возвращаясь путаными сумрачными переходами в свою лабораторию, — надо бы собраться всем как-нибудь…»
Дома было тихо и жарко. Она вошла в спальню и сбросила сарафан. Сережи на кровать так и осталась несмятой — два дня он не ночевал дома и, по всей видимости, утром тоже не приезжал. В офисе у него на случай авралов всегда была смена чистого белья и несколько рубашек.
Босиком Нина прошлась по квартире, то задергивая, то снова открывая шторы. Несколько раз она порывалась снять трубку и позвонить Сереже на работу, но внутренний голос подсказывал ей, что лучше подождать, пока он вернется домой, а не говорить о таких вещах по телефону. В конце концов она забралась под душ, который ее всегда утешал, и долго стояла под упругими прохладными струями. К низу живота прикасаться было почему-то неприятно, как будто там обожгли кожу.
Аппетит, появившийся было, когда на территории больницы мимо нее везли каталки с обедом, бесследно исчез. Вяло допив чашку кофе, она задумалась. Похоже, начало школьного года летит к черту. «Что же я не спросила у этого Игоря Михайловича, сколько не смогу преподавать, — подумала Нина, — месяц, два, три? Позвонить ему, что ли? Удобно это?» Нина посомневалась, но потом все-таки набрала докторский мобильник.
— Здравствуйте, это Нина Кузнецова. Я была у вас утром… — начала она.
— Узнал, узнал! — заверил ее веселый
— Нет, что вы…
— Ну и молодчина. Какие-то вопросы?
— Да. Доктор, я хочу знать, как долго после операции не смогу работать?
— Ну и вопрос у вас, Ниночка. Вы что, кормящая мать семейства? — пошутил Емец. — Кем вы работаете?
— Я тренер по гимнастике.
— Ого! — удивился врач. — Я еще и подумал, что фигура у вас такая, знаете, со спортивной осанкой… А насчет работы… Вопрос этот настолько для каждого больного индивидуален, что прогнозировать очень трудно. Многое будет зависеть от того, как вы будете восстанавливаться — ну здесь, поскольку вы спортсменка, проблем, я думаю, не будет. А вот как вы перенесете химио- и радиотерапию…
— А что, их тоже будут делать? — расстроилась Нина. — Обязательно, обязательно. Знаете, некоторые хорошо переносят, даже на работу ходят, а другие — очень тяжело. Если вы можете это время не работать, то для вас это будет лучше. Лишняя нагрузка организму не нужна. Впрочем, больничный вам в любом случае дадут.
— Спасибо. Извините, что оторвала…
— Да не от чего! Сейчас последний обход сделаю… Ну, до свидания, Ниночка.
— До свидания. — Нина положила трубку.
Значит, работа накрылась. Жаль, хорошая была работа. Никакой больничный ей не нужен: в частном лицее, попросту — в школе для детей богатых родителей, гордо поименованной лицеем, не будут держать учителя, у которого такой длинный больничный. Она проработала там два года, хорошо ладила и с девочками, и с другими преподавателями. Директор тоже вроде был ею доволен. «Нужно позвонить ему, а еще лучше сходить прямо сейчас», — решила Нина. Она снова сняла трубку. Секретарша ответила, что Геннадий Иванович на месте.
Лицей находился в центре, практически рядом с онкодиспан-сером, и Нина проделала почти тот же путь, что и утром. В здании было по-летнему пусто и тихо и сильно пахло краской — к началу года спешно заканчивали ремонт. Директор был у себя, обсуждал с дизайнером отделку помещений. Через закрытые двери доносились их оживленные голоса. Секретарша пригласила Нину присесть, она с интересом поглядывала на «гимнастку», как в школе за глаза называли Нину, недоумевая, зачем та явилась в разгар отпуска. Наконец дизайнер вышла. Директор провожал ее до приемной и увидел Нину.
— Вы ко мне? Что-то случилось, Нина Анатольевна? Мне сказали, что вы звонили…
— Да. Я звонила. Разрешите? — Нина прошла в кабинет и плотно притворила за собой дверь. — Дело в том, Геннадий Иванович, что я не смогу с первого сентября выйти на работу.
— У вас какие-то проблемы? Кто-то заболел? — Директор сделал озабоченное лицо. Это ему очень шло, к тому же прекрасно действовало на подчиненных, и он это знал.
Да, у нее проблемы. Но меньше всего она хотела бы обсуждать их с этим лощеным молодым мужиком, который выглядел и разговаривал, как герой сериала.