Всё будет в порядке
Шрифт:
– Анатолий, Анатолий, он в себя пришёл, зови дежурного!
И тут же в тёмном углу кто-то вскочил со стула, едва не упав, и зажёг свет. Это был Анатолий.
А Шурка, смеясь, повторял:
– Я же говорил, что он сегодня оживёт! Правда, Володя,
А у Володи снова от этих криков, шума, внезапного электрического света страшно заболела голова, но, чтобы обрадовать и Шурку, и Анатолия, он насильно улыбнулся и подтвердил:
– Я ожил, да. Я ожил.
Он лежал, прикрыв глаза, а Шурка рассказывал ему про какую-то драку, о которой он, Володя, совсем ничего не помнил.
– Ты же меня специально услал, да? Специально? Я сначала не догадался, а потом понял. И сразу назад. Разве я могу тебя бросить. А ты уже был там, один против трёх. Я подбегаю, а они тебя – трубой. И мне тоже этой же трубой слегка вмазали, видишь? – и он с гордостью показал на повязку.
– Потом, потом расскажешь, – сказал Анатолий, увидев, что Володя снова лежит с прикрытыми глазами. – Напугал ты нас всех. Как ты сейчас, Вовик?
– Хорошо. – Володя едва прорвался сквозь жуткую боль в голове.
– Мы тут около тебя все передежурили – и мама твоя, и Зинаида, и майор. Ты больше
А Володя как раз собрался снова уйти, провалиться в темноту, потому что невозможно было дальше терпеть эту боль в голове. Но Анатолий взял его за руку, и от его руки шли тепло и покой. Покой постепенно стал вытеснять боль, и скоро Володя задремал. А когда вошёл встревоженный врач, Анатолий тихо объяснил ему:
– Он очнулся, а сейчас просто спит. Теперь уж всё будет в порядке.
– Я же говорил, что выживет, – радостно проговорил врач. – Лобачевским, может, и не станет, но жить будет.
Эти слова донеслись до Володи словно из тумана.
«А я и не собирался Лобачевским. Это Шурке надо, а мне – просто человеком», – подумал он и хотел даже сказать вслух, но вместо этого окончательно провалился в сон.