Все будет в порядке
Шрифт:
– Кто-кто? – переспросил Володя. – Те, которые коптят что-нибудь, что ли? Так это профессия. А национальности такой нет.
– Есть, – упрямо не согласился Шурка. – Есть такая народность. Копты – это древние египтяне.
– Не может быть!
Во всю уже дребезжал звонок на урок, но они по-прежнему стояли у металлической чердачной двери.
– Отец мне всё рассказал, всю историю нашей семьи.
– То есть ты настоящий древний египтянин? – переспросил Володя с восхищением. – Вот это да! Чего ты тогда страдаешь-то?! Этим гордиться надо, понял?
– Нет, – и Шурка помотал головой. – Мы из феллахов, из крестьян то есть. А прадедушка захотел стать моряком, приплыл в Одессу и там женился на русской. И в гражданскую войну был кавалеристом.
– Колоссально! – сказал Володя с восхищением. – Вот это история! Древний египтянин – кавалерист. Он за кого был – за Будённого или за этого, Деникина?
– Отец сам не знает. Знает, что кавалеристом.
На урок они, конечно, опоздали. А после школы Володя понёс эту новость старшему другу, Анатолию. Тем более что Анатолий был главным Шуркиным спасителем.
– А Шурка Абуалиев – по-научному копт, – сообщил он таинственным голосом, – древний египтянин. Он мне сам об этом сказал.
Володя ждал, что Анатолий удивится, но тот спокойно проговорил:
– Такой же древний египтянин, как ты – древний славянин. Мы, если разбираться, все происходим от древних людей.
– А его кое-кто евреем считает или чёрным.
– И что?
– Я им всем буду говорить, что он не чёрный, а копт.
– А что, если бы еврей или, как это, лицо кавказской национальности – так плохо?
– Конечно, плохо! Чего в этом хорошего.
– Балда ты, оказывается, Вовик! – удивился Анатолий. – Говорим с тобой, говорим, а самое главное ты не усёк. Ты что, всерьёз так думаешь, что еврей и чеченец хуже египтянина и русского, или только придуриваешься?
– Не знаю, – смутился Володя.
– Сам подумай, если бы Шурка оказался не коптом, а грузином или евреем, он что – сразу бы стал хуже?
– Нет, конечно.
– Ты это запомни на будущее: если где услышишь человека, который убеждает, что его нация – самая красивая, самая добрая и самая умная, сразу высекай, что это вшивый оратор, или полный идиот, или политический жулик.
глава восьмая
Раньше многое было по-другому, не так, как сейчас, в пятом классе. Например, тогда Володя влюблялся каждую неделю, а иногда и по нескольку раз в день. И в разных девочек. Кто на него посмотрит внимательнее или нечаянно ему улыбнётся, в ту и влюбится… А сейчас, в пятом классе, Володя вовсе влюбляться перестал. И удивлялся – чего это взрослые вокруг него как будто с ума посходили.
Уже месяц милиционер дежурит около их парадного, мёрзнет на ветру, ждёт маму, и каждый день – с новым букетом. Мама сначала букеты эти не брала, гнала милиционера прочь, но однажды цветы пожалела – очень были красивые, редкого оттенка.
– Дамский угодник несчастный, потому в городе столько
И постепенно с того дня их квартира стала всё больше походить на оранжерею или цветочный магазин. Скоро цветы стояли всюду – в банках из-под зелёного горошка, в молочных пакетах, в бидоне. И милиционер продолжал ежедневно приносить новые.
Эти цветы Володе очень пригодились. Для Анатолия и Зинаиды.
Зинаиду Володя увидел в воскресенье утром, в булочной.
– Ты что такой грустный, Вовик? – спросила Зинаида и сама печально вздохнула.
– Я не грустный, – удивился Володя и чуть не добавил: «Это ты грустная».
Но выглядела Зинаида при этом так красиво, что Володя, если бы он был взрослый, как Анатолий, наверно, на ней бы женился. Обязательно бы женился! Анатолий же лишь вспоминал про неё изредка, потому что считал, что главное для мужчины – любимое дело. Так он недавно объяснил Володе. И дел у Анатолия, в самом деле, было сейчас много.
Они получили в булочной хлеб и вышли на улицу. Теперь Зинаиде надо было налево, а Володе – направо.
И Зинаида вдруг положила Володе руку на плечо.
– Что-то ты мне давно про Анатолия не рассказывал. Ну как вы там, часто про меня разговариваете? Только честно! – Она пыталась спрашивать весело, а получилось грустно.
И Володе так жалко её стало. Красивую и печальную Зинаиду.
– Часто! – произнёс он вполне искренне. – Вчера как раз он меня пошёл провожать – и опять разговаривали.
– Честно? – обрадовалась Зинаида как маленькая. – Честно-честно? А что он говорил?
– Ну, про разное… – Придумать, о чём был разговор, оказалось не так-то просто. – Ну, что он с тобой в Эрмитаж хочет пойти… Только боится, вдруг ты не согласишься.
– В Эрмитаж? – удивилась Зинаида. – Ну да! Конечно, в Эрмитаж! Он меня звал ещё в восьмом классе! А я его обманула. Володь, ты только не говори Анатолию, ладно? Я же глупая была девчонка, Володя! Я же ничего не понимала! Ты ему намекни, что я каждый день себя проклинаю за те годы. Я очень хочу пойти с ним в Эрмитаж. Очень! Володя, намекнёшь?
Володя Зинаиде эту глупость про Эрмитаж сочинил, а в результате получилась совсем не глупость.
В понедельник, только Володя успел прийти из школы и разогреть суп, как позвонил Анатолий. Голос у Анатолия был смущённый.
– Я через час, понимаешь, должен с Зинаидой встретиться, около Эрмитажа. Обегал кругом – ни одного цветочка. Не видел, на нашей улице в цветочном киоске что-нибудь есть?
Смешно! С какой стати Володя, проходя по улице, стал бы отмечать – есть в киоске цветы или нет? Зато в квартире цветов было навалом.