Все было не так
Шрифт:
Любимая девочка держит нас на краю обрыва. До прыжка меньше шага. Она хорошо меня чувствует. Останавливается. Тяжело дыша, смотрит в глаза. Такая беззащитная, такая ранимая… И такая сильная.
Переворачиваю нас, потому что она хочет именно так и позволяет мне закончить.
Раздеваю, целуя каждый миллиметр её тела, спускаясь всё ниже и ниже. Гладкий лобок. Мягкие, влажные, раскрытые губки. Толкаю язык между ними. Любимая вздрагивает и тянется за моим прикосновением, сильно сдерживаясь в стонах.
Развожу ей ножки. Целую бёдра.
Вкусная моя. Родная. Чувственная.
Меня прёт от счастья. Ему тесно за рёбрами. Оно распирает грудь, разгоняет сердце. Мы оба захлёбываемся собственным дыханием. Комната пахнет нами. В ней так мало кислорода. Дышать можно только друг другом. Это хорошо до головокружения.
Яськины пальчики сжимаются на моих волосах и оттягивают голову.
— Не так хочу, — хнычет она, дрожа всем телом.
Немного не дала дожать. Она бы кончила. Не хочет…
Ложусь сверху. Яся дотягивается до моих губ. На них остался её вкус. Вижу, как смущается, улыбается и целует. Сладко и горячо.
Она сегодня всё контролирует. Я себе пообещал.
Вхожу в неё, но не до конца. Страх навредить никуда не делся. Яся сама приподнимает бёдра. Получается плавно, глубоко, на грани… Тот самый шаг. Пара движений бёдрами. Столкновение языков, дыхания, стонов, и нас разносит на осколки по вселенной. Не столько физика. Это эмоциональное. Это чувства, накалённые до предела, рвутся наружу хрипами и свистов в лёгких.
Она плачет и улыбается. На моих губах соль её слёз. Пальцы путаются в русых волосах.
— Не плачь, — шепчу ей.
— Не могу, — обнимает меня за шею, утыкается губами в ухо.
— Я такой дурак, Яська.
— Не надо защищать меня от себя. Я тебе верю, Гордей. Я тебе доверяю. Ты же почувствовал сегодня? — обняв моё лицо ладошками, заглядывает в глаза.
— Да, — целую её в кончик носа. — С нашим малышом всё хорошо?
— С ним всё хорошо, — улыбается любимая. — Хватит бояться за нас.
— Это сложно. Я вас…
Она прикладывает палец к моим губам, не давая договорить, и «чуть не потерял» приходится проглотить.
— Люблю, — произношу вслух.
— Я кушать хочу, — вздыхает Ярослава. — Там осталась курочка? Посмотришь?
И скатившись с неё, я просто ржу, глядя в потолок. Она жмётся ко мне и тоже смеётся.
Курочка. Похоже, надо забивать морозилку птицей.
Встаю, нахожу свои штаны, надеваю, звякнув бляшкой ремня. Тихо пробираюсь на кухню. Вздрагиваю. Ясина бабушка не спит. А от меня сексом пахнет. Я даже сам чувствую.
— Яся проголодалась, — поясняю цель визита, стараясь сохранить невозмутимое лицо.
Глянув на меня, Нинель Эдуардовна странно улыбается и, взяв стакан воды, щёлкает выключателем на стене. Яркий свет больно бьёт по глазам.
Вот я вроде взрослый уже, а всё равно как-то неловко вышло.
Задвигаю совесть подальше. Разогреваю для Яси поздний ужин и возвращаюсь в спальню.
— Нас спалили, — сообщаю любимой,
— Бабуля не будет ругаться. Дай, — тянет руки к тарелке.
Сжевав пару ножек, Яся сама уносит остатки еды на кухню. Возвращается. Ложится ко мне. Сразу же прижимается, закидывает на меня ногу и начинает плавно «рисовать» пальчиком по моей коже. Её дыхание быстро меняется, трансформируясь в уютное сопение.
— Спокойной ночи, — целую её в макушку.
Тоже закрываю глаза. Впереди ещё один адски тяжёлый день. Зато нам должны дать какую-то конкретику. Кого посадят, что закроют и насколько всё это вообще затянется.
Глава 40
Гордей
Встреча в следственном комитете проходит в присутствии не только моего адвоката, но и отца одного из моих лучших друзей. Михаил Федорович Шолохов по личной просьбе Захара отложил все дела и приехал помочь.
Не знаю, как я со всеми ними буду расплачиваться. Кирилл, Захар, Саркис, «женский спасательный отряд», младший братишка, моя команда, Нинель Эдуардовна. Я даже не знал, что вокруг меня столько людей, к которым можно прийти и просто сказать: «Помогите».
Какие же мы иногда гордые идиоты…
Я бы ни за что не справился в одиночку с тем, что на меня свалилось. Это всё равно, что пытаться вытянуть из ямы многотонный грузовик пятидесятикубовым мопедом. Усилий до хрена, но они абсолютно неэффективны.
Сделав перерыв на кофе, мы продолжаем беседу.
— Гордей Бориславович, в сухом остатке ситуация следующая, — поясняет Валентин Сергеевич, представитель следственного комитета. — Ваш отец сядет. Это вопрос времени. Если исходить из того, что у нас есть на руках на данный момент, до конца осени этого года всё должно разрешиться. Список фамилий, переданный вашим адвокатом, уже изучается. Будут проводиться аресты. Он не полный, но мы найдём остальных. Все санкции с участка Демида Добронравова сняты. Их быстро проверили. Никаких нарушений найдено не было. Более того, я слышал, — улыбается мужчина, — ему обещали поддержку для скорого завершения строительства.
— Это хорошая новость. Хотелось бы, чтобы и остальные были не хуже, — делаю глоток воды из полулитровой пластиковой бутылки.
— Давайте ещё немного о плохом. Недвижимость вашего отца, все его счета будут арестованы, как только его снимут с должности. Как вы понимаете, у вас с братом никакой возможности использовать эти средства не будет.
— Мы давно независимы от отца, так что эта новость уж точно не является для нас плохой.
— Тогда перейдём непосредственно к вам. До конца следствия у вас подписка о невыезде. Город вам покидать запрещено. Придётся приезжать по повестке, давать показания, в том числе и на судебных заседаниях. Адвокат вам поможет подготовиться к этим встречам. Предупреждаю, нервы помотают. У нас всё же не районный следственный отдел.