Всё было совсем не так

Кицунэ Миято

— Но значит, я и правда демон? Тогда почему ты так хорошо ко мне относишься, ведь я же плохой?

— Бака! — он щёлкнул меня по лбу. — Ты Наруто Узумаки! Мой лучший друг и самый добрый человек, которого я только встречал.

— Правда? — я посмотрел в его глаза, они лучились теплом и заботой, а на его спокойном лице вдруг появилась лёгкая улыбка.

— Конечно, — Саске схватил меня за шею и стал тереть макушку. — Не смей сомневаться в моём лучшем

друге!

— Больше не буду! — я засмеялся от облегчения. Всё-таки несмотря на то, что Учиха странный, он мой лучший друг, и я его очень люблю.

Часть 1. Глава 5. Перезагрузки и техники.

Саске постоянно снились кошмары, он их наутро не мог вспомнить, но во сне продолжал метаться. Я часто держал его за руку или обнимал, но, думаю, он этого не помнил.

А сегодня я не смог его разбудить. Мы вставали обычно на рассвете, чтобы выполнить утреннюю тренировку, принять душ и позавтракать перед занятиями в Академии. Я проснулся сам, хотя чаще Саске меня будил, начал расталкивать его, но он даже никак не отреагировал, не пошевелился, не промычал, не отбрыкнулся, и это несмотря на то, что я даже щекотку использовал. Я будил его минут двадцать, и всё безрезультатно.

А когда потрогал пульс, то понял, что он был нитевидный. Послушал сердце, которое, оказывается, почти не билось.

Я снова пытался его разбудить, кричал прямо в ухо, тормошил, щекотал. Спустя час мне стало по-настоящему очень и очень страшно.

Друг, мой единственный друг, не просыпался и, может быть, уже не проснётся, а мне даже не к кому обратиться. Бабули Цунаде ещё нет в деревне, Сакура еще ничему не научилась, а самому мне восемь лет, и меня ненавидит вся Коноха, вряд ли кто-то придёт на помощь. От этой мысли и своего бессилия я расплакался, как малыш, но продолжил сквозь слёзы трясти его.

— Саске, проснись! Саске! Саске! Саске! САСКЕ!

— Что? — прошептал Саске, медленно открыв глаза.

— Саске! Ты наконец-то проснулся, — я крепко обнял его и разревелся на его груди. Мне было так страшно, что я его потеряю, и это были слёзы радости. Учиха положил мне руку на голову и дал выплакаться.

— Что случилось? — тихо спросил он, когда моя истерика прекратилась, и я успокоился. Я поднял голову и посмотрел ему в лицо.

— Нам пора было в Академию собираться, а ты всё никак не вставал. Я тебя будил-будил, а ты не просыпался, — я шмыгнул носом и решил признаться. — Это было так страшно: ты лежал, как мёртвый, и не отзывался, сколько бы я тебя ни звал. У тебя даже сердце еле-еле билось, я не сразу его услышал.

Саске отвёл взгляд, о чём-то задумавшись, и сказал:

— Извини, что напугал, мне просто хороший сон снился, вставать не хотелось, — мне хотелось ядовито переспросить «Что, все те полтора часа, что я тебя будил?», но я смолчал. — Но теперь всё нормально, — серьёзно сказал он, поднимаясь с футона.

Я решил воздержаться от расспросов, возможно, что Саске не «не хочет» мне

всего рассказать, а не может. Возможно, этот глубокий сон — что-то вроде тех «заставлялок», которые вынуждают меня говорить те или иные фразы в определённые моменты и делать те или иные поступки (хорошо, что они ещё хорошие). Может быть, так мой друг платит за то, что изменил моё беспросветное детство? Эта мысль меня очень волновала, к тому же и Учиха выглядел слегка обеспокоенным.

За прошедшие полтора года житья с ним я научился распознавать на его спокойном лице те или иные эмоции, и если они были, значит, они были очень сильные.

Саске очень рьяно занялся медитациями, теперь мы их проводили не один раз в день, а почти всё свободное время. Хотя я очень боялся, что он уснёт и не проснётся, даже не мог сосредоточиться, просто сидел неподвижно на «качелях» и смотрел на него.

Через несколько дней после того, как я еле его разбудил, во время медитации он начал кричать и даже плакать, при этом продолжая сидеть неподвижно и дышать, словно загнанный зверь. Потом успокоился, но глаза открыл только через час, когда я уже хотел его разбудить от «медитации» насильно. Лишь посмотрел на меня слегка виновато, но ничего не сказал и не пояснил.

* * *

Как-то после Академии меня потянуло в другой район, и я вспомнил, что мне надо кое-что сделать. На Хьюга Хинату, оставленную без присмотра, судя по моим воспоминаниям, должна была напасть местная шпана. Я услышал в леске ту троицу придурков и, вздохнув, стал подкрадываться.

— Решила убежать от нас, даже не извинившись?! — послышались голоса.

— Вот сучка! Она ещё поплатится! — в эту секунду раздался тихий вскрик Хинаты, скорее всего, её толкнули на колени.

— Ну что, извиняйся давай!

— Проси прощения!

— Как следует проси!

— Простите меня! — голос Хинаты дрожал.

— Не пойдёт! Нормально извиняйся! Быстро, я сказал, дура!

— Прости, простите, пожалуйста, — судя по голосу, девочка была уже на грани и ревела. — Простите…

— Отвалите от неё! — я вышел на полянку и подошел вплотную, оттеснив парней от Хинаты. В принципе, даже если бы это и не требовалось «свыше», я бы всё равно защитил её. Негоже трём парням задирать слабую девчонку, которая даже на уроке и рта не откроет.

— А чё те надо? — троица угрожающе обступила меня.

— Оп-па, это же тот хохмач! — узнал меня один из придурков в бандане. — Тот, что вечно всем на нервы действует, и которого все ненавидят.

— Точняк, это он! Вот лошара! — заржали остальные.

— Я вам не лошара! Меня зовут Узумаки Наруто, и однажды я стану Хокаге! Запомните как следует! — ну вот, нужные слова почти все сказаны, теперь будет махач…