Все, что блестит
Шрифт:
– Месье Бристоу, почему вы не оспаривали в законном порядке действия, предпринятые против вас, чтобы удалить вас из «Дюма Энтерпрайзез»?
– Я уже говорил… существовало неблагоприятное брачное соглашение, и моя падчерица Жизель меня шантажировала.
– Вы уверены, что ваше нежелание предпринять ответные действия не имело ничего общего с финансовой деятельностью, которой вы занимались с Дафни Дюма?
– Нет.
– Вы хотите, чтобы эти операции были рассмотрены в суде?
Брюс слегка передернулся.
– Я ничего дурного не делал.
– А вы не
– Нет. Я здесь для того, чтобы сообщить правду, – твердо заявил Брюс.
– Вы потеряли недавно коммерческую собственность в Новом Орлеане, потому что на нее был наложен арест банком?
– Да.
– Вы ведь потеряли приличный доход и удобный образ жизни, не так ли?
– У меня сейчас хорошая работа, – настаивал Брюс.
– Которая не дает вам и четверти того, что вы имели, пока вас не попросили покинуть «Дюма Энтерпрайзез», верно?
– Деньги еще не все, – надменно заявил Брюс.
– Вы преодолели свою тягу к алкоголю? – настойчиво продолжал месье Поулк.
– Возражаю, ваша честь, – вступил месье Вильямс, вставая. – Личные проблемы месье Бристоу не имеют отношения к свидетельским показаниям по данному делу.
– Имеют прямое отношение, если он надеется выиграть и если он – алкоголик, которому нужны деньги для его недуга, – заявил месье Поулк.
– Вы обвиняете моих клиентов в подкупе этого человека? – вскричал месье Вильямс, указывая на Брюса.
– Достаточно, – произнес судья. – Возражение принято. Месье Поулк, у вас есть еще вопросы, относящиеся к делу?
Месье Поулк подумал с минуту, а потом покачал головой.
– Нет, ваша честь.
– Прекрасно. Спасибо, месье Бристоу. Вы можете идти. Месье Вильямс?
– Я бы хотел вызвать мадам Тейт, ваша честь. Глэдис медленно поднялась, как будто ее не пускал огромный груз на плечах. Она приложила к глазам бежевый шелковый платок и громко вздохнула, прежде чем направиться к свидетельскому месту. Я посмотрела на Октавиуса: он почти не поднимал головы, и сейчас она тоже была опущена.
После присяги Глэдис разместилась в кресле свидетеля, как будто погрузилась в горячую ванну. Она закрыла глаза и приложила правую руку к сердцу. Месье Вильямс стоял в ожидании, когда она успокоится в достаточной степени, чтобы говорить. Я оглядела зал и увидела, что большинство людей жалеют ее. Глаза их были полны сочувствия и сострадания.
– Вы – Глэдис Тейт, мать недавно погибшего Поля Маркуса Тейта? – спросил месье Вильямс. Она опять закрыла глаза. – Извините, мадам Тейт. Я знаю, как свежа ваша рана, но я вынужден задавать вопросы.
– Да, – произнесла она. – Я – мать Поля Тейта. – Она больше не смотрела на меня.
– Вы были близки с вашим сыном, мадам?
– Очень, – ответила она. – До того как Поль женился, я думаю, дня не проходило, чтобы мы не повидались и не поговорили друг с другом. У нас были не просто отношения между матерью и сыном, мы были добрыми друзьями, – добавила она.
– Значит, сын делился с вами?
– О, абсолютно всем. У нас никогда не было секретов друг от друга.
– Это –
Месье Поулк поднял брови. Бо повернулся ко мне. По его глазам было видно, что он хочет, чтобы я рассказала месье Поулку правду. До сих пор я надеялась, что мне не придется делать этого. Это казалось таким предательством по отношению к Полю.
– Он когда-нибудь обсуждал с вами этот искусный план подменить свою жену женой месье Андреа, после того как она заболела энцефалитом?
– Нет. Поль очень любил Руби, к тому же он был гордым молодым человеком, а также и религиозным.
Он бы не отказался от любимой женщины ради того, чтобы другой мужчина был счастлив во грехе, – сказала она высокомерно. – Он венчался с Руби в церкви, после того как осознал, что это надлежит сделать. Я помню, как он рассказал мне, что собирается сделать это. Конечно, я была огорчена, что он зачал внебрачного ребенка, но рада, что он собирается поступить правильно с моральных позиций.
– Она была огорчена, – пробормотала я. – Да она извела его. Она…
– Ш-шш, – остановил меня месье Поулк. Похоже было, что он, как и все, заворожен ее рассказом и не хочет упустить ни одной подробности.
– И после того как они поженились, вы, ваш муж и ваши дочери приняли Руби и Перл в свою семью, верно?
– Да. Мы собирались на семейные обеды. Я даже помогла ей обставить и оформить дом. Я была готова на все, лишь бы мой сын был счастлив и рядом со мной, – продолжала она. – Я хотела для него того, чего он сам хотел. И он души не чаял в ребенке. О, как он боготворил нашу ненаглядную внучку. У нее – его лицо, его глаза, его волосы. Когда я видела, как они гуляют по саду или как он катает ее на пироге по каналам, сердце мое наполняла радость.
– Значит, у вас нет никаких сомнений, что Перл его дочь?
– Никаких.
– И он вам ничего обратного не говорил?
– Нет. Зачем бы ему было жениться на женщине с чужим ребенком? – спросила она.
Головы согласно закивали.
– Во время болезни Руби Тейт вы часто посещали их дом?
– Да.
– И он как-нибудь дал вам понять, что беспокоится о здоровье не жены, а ее сестры? – настойчиво задавал вопросы месье Вильямс.
– Нет. Напротив, любой, кто видел моего сына в этот период испытаний, может под присягой показать, что он так скорбел, что от него осталась одна оболочка. Он забросил работу и начал пить. Он постоянно пребывал в депрессии. Это разбивало мне сердце.
– Почему он не поместил свою жену в больницу?
– Он не мог вынести ни малейшей разлуки с ней. Он постоянно был рядом, – сказала мадам Тейт. – Вряд ли он стал бы так себя вести, не будь это Руби, – добавила она, насмешливо глядя на меня.
– Почему вам пришлось обращаться в суд за повесткой, чтобы забрать свою внучку?
– Эти люди, – проговорила Глэдис Тейт, выплевывая слова в нашу сторону, – отказались вернуть мне Перл. Они прогнали с порога моего адвоката и няню. И все это, – простонала она, – пока я оплакивала ужасную смерть своего сына, моего маленького мальчика.