Все, что тебе нужно - это убивать

Сакурадзака Хироси

— Довольно неплохо! — причмокнул я.

Рита встала с плотно сжатым ртом. Она оставила меня сидеть за столом, а сама пошла по проходу между столами, мимо групп солдат, к раздаточной линии. Там Рэчел как раз разговаривала с гориллой в человечьем обличье, которая без труда могла привстать на носочки и коснуться потолка. Той самой гориллой с 4-ой роты, с чьим кулаком познакомилась моя челюсть несколько петель назад. Красавица и чудовище были, естественно, удивлены, увидев, что объект их обсуждения направляется прямо к ним. Вся столовая, как будто почувствовала, что что-то

происходит. Разговоры затихли и банджо смолкло. Слава Богу.

Рита прочистила горло:

— Можно мне немного маринованных сушеных слив?

— Умебоши?

— Ага, их!

— Ну конечно, если вы хотите.

Речел достала пиалу и начала накладывать в нее умебоши из большого пластикового ведра.

— Нет, не надо пиалу.

— Простите?

— Эту штуку в вашей левой руке. Да, ведро. Я возьму все.

— Эхм… Их, как правило, не едят столько сразу. — опешила Речел.

— Нельзя?

— Да нет, я думаю можно…

— Тогда, спасибо за помощь!

Рита вернулась с ведром в руке и триумфально водрузила его посередине стола напротив меня.

Диаметр его в вершине был около 30 сантиметров. Его было достаточно, чтобы угостить двести человек, так как никто обычно не брал больше одной сливы. Достаточно большое, чтобы утопить маленькую кошку, оно было наполнено ярко-красными умебоши до половины. Корень моего языка заныл при одном только его виде. Рита взяла свои палочки.

Подхватила из ведра красный, сморщенный фрукт и сунула его в рот. Прожевала. Проглотила. Вынула косточку.

— Вообще не кислая. — Ее глаза увлажнились.

Рита подтолкнула ведро ко мне. Мой ход. Я выбрал самый маленький плод, который увидел, сьел его и выплюнул косточку.

— И моя.

Мы играли в наш собственный вариант «слабо сожрать». Кончики ритиных палочек дрожали, когда она погружала их в ведро. Она пыталась зажать очередную умебоши между ними, но бросила это и, просто проткнув одну палочкой, поднесла ко рту. Фрукт оставил на подносе, куда упал, розовые капли.

Толпа зевак начала собираться вокруг нас. По-началу они молчали, но с каждой выплюнутой на поднос косточкой волнение росло.

Пот каплями выступал на нашей коже, как конденсат на банке пива в жаркий денёк. Отвратительная куча обглоданных сливовых косточек росла. Рэйчел стояла в сторонке, наблюдая с озабоченной улыбкой. Также я заметил моего старого знакомого из 4-ой роты. Он отлично проводил время, наблюдая мои мучения. Каждый раз, когда я или Рита отправляли ещё одну сливу в рот, толпа разражалась возгласами.

— Давай! Не сбавляй темп!

— Не отступай! Лопай!

— Ты же не уступишь маленькой девчонке, верно?

— Думаешь он победит Риту? Да ты тронулся!

— Ешь! Ешь! Ешь!

— Смотрите за дверью, я не хочу, чтобы нам испортили тут всю потеху! Ставлю десятку на тощего! — и сразу за этим, — Двадцать на Риту!

Потом кто-то закричал:

— Где мои жареные креветки? Я потерял мои жареные креветки!

Было жарко, было шумно, и каким-то образом,

который было трудно объяснить, было как дома. Возникла невидимая связь, которой я не чувствовал в прошлых прохождениях через петлю. Я почувствовал на вкус то, что принесёт будущее, и, внезапно, все мелкие события, которые происходят в наших жизнях, мелочи дня приобрели важность. Только тогда, окружённый всем этим шумом, чувствуешь себя хорошо.

Наконец, мы прикончили все умебоши, находившиеся в ведре. Рита съела последнюю. Я утверждал, что это ничья, но так как Рита съела первую сливу, она настояла на своей победе. Когда я возразил, Рита усмехнулась и предложила выяснить это за другим ведром умебоши. Трудно сказать, что означала эта усмешка. То ли, что она действительно собиралась продолжать есть, то ли немного тронулась от переизбытка кислой пищи. Горилла из 4-ой роты притащил ещё ведро красных фруктов из Ада и грохнул его на середину стола.

К этому моменту я чувствовал себя уже по пояс сделанным из умебоши, так что я поднял белый флаг.

После этого я поведал Рите обо всём. О Йонабару, который никогда не затыкается, о сержанте Феррелле, одержимом тренировками, о соперничестве между нашим и 4-ым взводом. В свою очередь, Рита рассказала мне вещи, о которых не успела сообщить во время прошлой петли. Без доспехов, Сука носила застенчивую улыбку, которая очень ей шла. Кончики её пальцев пахли машинной смазкой, маринованными сливами и немного кофе.

Не знаю, как и какие флажки я установил, но на 160-й петле наши с Ритой отношения достигли глубины, недостижимой ранее. На следующее утро капрал Йонабару проснулся не в своей койке. Он проснулся на полу.

Глава 3

Мне не было покоя во сне. Или какой-нибудь Мимик отнимал у меня жизнь, или я терял сознание прямо во время боя. После этого — пустота. А затем, без всякого предупреждения, пустота отступала, и мой палец, вместо спускового крючка, оказывался заложенным где-то на трех четвертях недочитанной книжки. Я обнаруживал себя лежащим на койке, в окружении ее трубчатого каркаса, и в моих ушах звучал высокий голос ди-джея, читавшей сводку погоды: «Как и вчера, здесь, на островах, солнечно и ясно. После обеда осторожно с ультрафиолетом. Опасайтесь солнечных ожогов!» Каждое слово, словно, вгрызалось мне в череп и застревало там.

На «солнечно» я брал авторучку, на «островах» я писал цифру на своей руке, а ко времени, когда он доходил до «ожогов», я уже был на пути в оружейную. Такова была рутина моего подъема.

А сон, накануне боя, был продолжением тренировки. По каким-то причинам усталость не накапливалась в теле, в отличие от воспоминаний и освоенных навыков, остававшихся в моей голове. Пока я ворочался во сне, разум воспроизводил полученные за день знания, как будто прожигал новую прошивку у меня в мозгах. Я должен был суметь сделать то, что не смог в предыдущей петле, должен был убить Мимиков, которых не убил и спасти друзей, которых не спас. Это было, как статическое отжимание в голове. Мое собственное еженощное наказание.