Все, что вы скажете
Шрифт:
Отправляю Рубену смс: «Почти дома, все нормально, целую».
И тут я срываюсь на бег. Потому что вдали от места происшествия мне больше не нужно вести себя нормально. И потому что вспоминаю лицо Сэдика в баре, представляю его позади себя, преследующим, а потом представляю полицейскую облаву.
Я спотыкаюсь о неровную тротуарную плитку и не могу удержать равновесие. Падая, скольжу по земле и подворачиваю запястье.
Секунду сижу на дороге, вот-вот расплачусь, как ребенок, но быстро встаю и осматриваю руки. Всего лишь небольшая ссадина, левая кисть пульсирует, но я не обращаю на это внимания.
Снова бегу и уже почти вижу дверь квартиры.
Спускаюсь по ступенькам – их всего пять – до двери. Интересно, я всегда, приходя домой, буду вспоминать произошедшее, запомню ли навсегда этот вечер. Решительно отгоняю эти мысли. Рубен открывает дверь прежде, чем я начинаю копаться в сумочке в поисках ключа, – он всегда старается помочь.
– Привет, все нормально? – спрашивает муж, и я вижу, что заставила его волноваться.
Он замирает на секунду, обрамленный светом, падающим из узкой прихожей, присматривается ко мне. Должно быть, я выгляжу безумной. Приглаживаю волосы, стараясь казаться нормальной, и отвечаю:
– Да, прости.
Он отворачивается и уходит на кухню, открывает большой серебряный холодильник и протягивает мне бутылку молока.
– Лучше вина.
– О нет, – Рубен убирает молоко и подходит ко мне. Я почти морщусь от боли, когда он берет меня за руку, но в последний момент сдерживаюсь.
Рубен высокий и худой с узкими бедрами. У него рыжие волосы и темно-рыжая борода, ее длина всегда разная – сейчас это щетина. Кожа легко обгорает и покрывается веснушками. В тридцать два года его лицо уже покрыто морщинами, хотя на голове нет ни одного седого волоса. Я знаю, что он выглядит старше своих лет, потому что те мужчины, с которыми я его иногда путаю, все старше его. Рыжеволосый мужчина на улице, который на мгновение покажется мне Рубеном из-за легкой походки, грациозности и какой-то отстраненности – окажется не им. При ближайшем рассмотрении ему будет лет сорок, и я удивлюсь, что вообще могла их перепутать. Рубен не любит бессмысленную болтовню, а его самое худшее качество – прямота, часто переходящая в грубость. Полагаю, он хочет жить в лучшем мире.
И во всем мире нет человека, которого я любила бы больше него.
В последнее время я стала задумываться, какими будут наши дети. У них будут его прекрасные, ярко-рыжие волосы, его светлые ресницы и зеленые глаза. Люди на улице будут улыбаться мне и моему рыжему семейству.
– Что случилось? – бормочет Рубен, уткнувшись в мои волосы. – Мужик из бара?
Киваю, уткнувшись ему в грудь.
– Ужасно. – Он гладит меня по спине.
Я сглатываю горечь, скопившуюся во рту, и поворачиваю голову, чтобы оглядеть кухню. Как я и думала, она выглядит безукоризненно. Замечаю, что земля в горшках с растениями мокрая, – завести садик на кухне было одной из моих последних прихотей. Рубен полил цветы, и сам успел сходить в душ. Наверняка он уже и поработал, и посмотрел какой-нибудь фильм. Мой муж спокойный, организованный, а я трачу вечера на бесполезный просмотр развлекательных сайтов, розыск старых школьных друзей по соцсетям и размышлениям, что надо бы разогреть духовку, но двигаться с места лень, – а потом оказывается, что уже одиннадцать вечера, а я еще не ужинала.
– Хорошо провел вечер? – Мне удается выдавить из себя вопрос, хотя от волнения снова бросает в
– Ага, – отвечает он, быстро оглядывая меня.
– Что делал?
– Заполнял анкеты и формы для моего клиента.
Рубен один из тех людей, у которых слишком много работы. Он социальный работник в исламской благотворительной организации и еще помогает депутату в общественной приемной, когда дело касается разборок между бандами. Как эксперт он иногда выступает в суде и оценивает правомерность поступков социальных работников. Он мало спит, и у него всегда есть чем заняться. Рубен педантичен: составляет списки дел глубокой ночью и сразу же их систематизирует. Кажется, что Рубен никогда не теряет энтузиазма, никогда не беспокоится и ничего не откладывает на потом.
Он разжимает объятия, и меня охватывает странное чувство, что это было последнее мгновение в мире, где не существует проблем. Убеждаю себя, что ошиблась и все будет по-прежнему: планирование дел и уборка кухни. Я упустила возможность изменить свой мир, не позвонив в полицию. Я прижимаюсь к Рубену, и меня накрывает волна облегчения, и он как всегда немедленно обнимает меня в ответ.
– Наладится. – Это сокращенное «Все наладится» на языке нашей пары.
Я киваю со слезами на глазах, и он вытирает их салфеткой. Руки Рубена гладят меня по спине. Мое пальто мокрое насквозь, но он ничего не говорит. И не скажет.
Муж наливает мне бокал красного вина, и я беру его правой рукой. Левая безвольно повисла. Я буду наслаждаться совместным вечером и вином, попытаюсь прогнать дрожь и страх. А завтра – завтра я встречусь с ними лицом к лицу.
Рубен идет в гостиную, совмещенную с кухней.
Я выглядываю в окно и вижу на улице соседку, ей сто два года. Иногда к ней приезжает семидесятипятилетняя дочь в компании престарелых собак. В этом доме все старые, шутим мы с Рубеном. Я вглядываюсь в черты лица Эдит прежде, чем помахать рукой. Она обеспечит мне алиби, повезло, что она поздно ложиться.
Рубен возвращается в кухню, чтобы взять лист бумаги с кухонной стойки, и слегка толкает меня. И я вспоминаю, как почувствовала тело Сэдика своими руками в перчатках; и то, что он упал так же легко, как и костяшка домино, – от легкого толчка.
– Эдит в своем репертуаре? – спрашивает Рубен, глядя на меня.
Я как-то сказала ему, что представляю ее роботом, потому что никто не может быть таким старым, и что она правительственный эксперимент. Он тогда покраснел от смеха и сказал: «Ты никогда не изменишься, Джо-Джо».
– Да, – отвечаю деревянным голосом.
На меня снова накатывают воспоминания: как Сэдик хватает меня за руку в баре, как его член прижимается к моей ноге.
– У тебя есть время для пункта 78? – спрашивает Рубен, показывая на список на нашей доске – написанный красным мелом топ-100 фильмов на все времена, согласно какому-то опросу. Мы киноманы и сейчас проходим обряд взросления, который оба пропустили в подростковом возрасте. Я была слишком занята, потому что училась, занималась в любительском театре, балетом и игрой на кларнете; а Рубен был занят тем, что становился самим собой. Он самый начитанный человек, которого я знаю: может процитировать главу из Лакана, Маркса или Канта. В младенчестве его усыновила семья ученых, которая держала паб. Все его детство прошло за чтением книг в комнатах над баром. Даже сейчас, когда мы навещаем их в Норфолке, они говорят об экономике, политике, а бар заполнен книгами в мягких переплетах, которые они читают.