Всё, что я знаю о любви

Войтенко Снежана

Летим над морем. Если падать в море, шанс выжить больше? Не думаю. Знаешь, я в детстве неудачно прыгнула с метровой вышки в бассейн, больно шлепнулась о воду животом. Столько лет прошло, а из-за того происшествия так и не научилась нырять «щучкой». До сих пор страшно. Интересно, от чего мы умрем? От ужаса – до удара самолетным брюхом о воду, в момент – от удара, или позже – захлебнемся, не найдя выхода?

Градус алкоголя во мне критический, но опьянения вообще не чувствую. Пью коньяк, как микстуру, только морщусь. Под нами что-то гористо-заснеженное. Вот интересно… Хотя нет, хватит, не интересно! А все же, будет ли больно?

До

посадки сорок минут, и, если мы не разобьемся на посадочной полосе, если у нас откроются шасси, не отвалится хвост, не случится «все самое страшное», короче, вполне возможно, перелет удался. Чертова аэрофобия! Если бы не страх, я могла бы получить огромное удовольствие! Девять часов в иллюминаторе – всё, что я люблю: море, горы, облака… фантастические облака, звезды и божественно прекрасный закат солнца. Эх, если бы не страх! Могла бы целых девять часов чувствовать гордость за человечество – мир, смотри, кто еще так на земле умеет? Десять тысяч метров, одновременно триста человек, через весь континент, всего за девять часов! Это всё мы, люди!

О, божимой… Мы сели… Ура-а-а!

Началось действие алкоголя. Пашка, родной… Ох… Скорее, забери меня отсюда.

Обнима…

Длинная скучная дорога из Харькова в Крым. Две полосы не самого лучшего асфальта, зажатые коридором лесопосадок. Хуже только М-05, Киев–Одесса, с ее бескрайними сельскохозяйственными видами. Тысячи вспаханных-засеянных гектаров отвоеванного у Создателя холста, поставленные на службу ненасытной человеческой утробе. Возможно, по таким дорогам интересно лететь, вдавив акселератор в пол, загоняя до пены у рта подкапотных лошадей. Не люблю. Мне нравится двигаться медленно, обозревая окрестности, сворачивать в проселки, часто останавливаться курить, пить кофе, вблизи глазеть на древние развалины или удачно собранную бензозаправку. Автострада М-18, Харьков – Симферополь, будто нарочно лишала удовольствия, позволяя водителю уснуть со скуки. Не понимаю, зачем строить такие унылые дороги. Если бы не уверенность, что лучше меня никто не водит машину, спокойно бы примостился спать на заднем сидении. И если б не Кристи.

Выглядела она шикарно: метр семьдесят пять плюс пятнадцатисантиметровые каблуки. Крупная сетка черных чулок на загорелых ногах, рубашка, еле прикрывающая высокую попу. Невозможно отвести взгляд. Вместо того, чтобы внимательно следить за дорогой и вовремя притормаживать на перекрестках, я все время хотел провалиться – хоть в вырез рубашки, хоть в глубину алого рта. Даже необходимость маневров при обгоне не стала поводом вернуть руку, что все время блуждала по Кристиным бедрам, на руль. Подруга ее, напротив, в новом образе не впечатляла, видимо, в отличие от Кристи, блядью была не по особенному строению души, скорее от скудоумия, оттого наряд делал ее пошлой, малоинтересной.

В последний момент перед отъездом к нам присоединился Вовочка. Я был не против, места в машинах хватало. Завсегдатай вечеринок с фуршетом, Вовочка промышлял массажем, в довесок к психологическим консультациям – основному, как значилось в визитках, виду деятельности. Его номер телефона частенько мелькал на бесплатных интернетовских досках объявлений – в разделах, безбожно топивших репутацию психолога-консультанта: «услуги для пар», «нежный друг для пожилой леди», «ищу госпожу».

Он был отличным партнером в любой групповухе. Когда мне становилось скучно трахаться, я переползал

с кровати в кресло любоваться Вовочкиным лицом. Из него получился бы шикарный порноактер: отличного сложения, с крепким, всегда готовым к совокуплению, членом, звезда экрана ХХХ, без единой эмоции, только техника и поза.

Жизнь Вовочки была трудна: ему случалось спать на вокзалах, собирать со столиков уличных кафе недоеденную пиццу; теплые месяцы он проводил, бродяжничая на побережье, и, если повезет, зиму встречал в сексуальном рабстве у очередной престарелой госпожи. Несмотря на полную горечи жизнь, я никогда не слышал от него нытья о несправедливости мироустройства. Проходимец, бродяга, он вызывал у меня странную смесь чувств – брезгливости и уважения. Почти всё, что он делал, я мысленно сопровождал фразой: «Я б так не смог».

Примерно за год до поездки, не помню, по какому случаю, скорее от скуки, я купил фотоаппарат. Неделю поигрался, сделав пару тысяч снимков себя, и бросил, закинув в багажник. Именно там, во время очередного пикника, между ящиком шампанского и пакетами еды, его обнаружил Вовочка. Думаю, это был первый и последний раз, когда я видел его взволнованным. Он мгновенно забыл, зачем пришел, что ему здесь нужно, решительно сдвинул продуктовые кульки в стороны, и осторожно, словно высвобождая раненого друга из-под завалов, потянул ремень. Вероятно, затылком почувствовав мой заинтересованный взгляд, воровато оглянулся: «Можно?»

С этого момента в свите появился фотограф. Вначале любой вечеринки Вовочка подходил ко мне с одним и тем же вопросом: «Дэн, нужно поснимать?» Я неизменно отвечал: «Как хочешь, дружище», чтоб на следующий день получить пару сотен фотографий, каждая пятая из которых – шедевр. Особенно впечатляли портреты. Снимки выходили откровенные, шокирующие людей своей правдой. Поражало перевоплощение. Какая-нибудь элегантная дама в строгом платье, с кричаще-скромными бриллиантами в ушах, вдруг представала публике неряшливой потаскушкой, а у смешливой нелепой девчонки с хайром на голове откуда-то брался королевский профиль и полный аристократизма взгляд.

Не задавая лишних вопросов, Вовочка переоделся, заняв место в моей машине. Без остановок доехали до Днепра. На выезде из города, возле первого кафе на окружной, я скомандовал: «Привал!». Красиво припарковались у самого входа. Девочки, подкрасив губки, вышли. Вслед за ними – мужчины в бабочках и цилиндрах. На вечер крайний столик у входа, единственный на тот момент свободный, стал центром заведения.

Привет,

ужасное произошло. Мои фантазии о большом уютном доме, под крышей которого живет целый род, облетели осенними листьями. Все, что росло, цвело, планировало плоды, – все сдохло. В общем, семья Пашки не приняла меня.

Холодная вежливость в честь нашего приезда на третий день обернулась грязным скандалом. Камни претензий, стрелы ядовитых слов, копья и пули – все шло в ход. Настоящий бой в тесном пространстве кухни: крики, взрывы, вопли раненых. Который раз убеждаюсь, как хрупок мир, как уязвим человек, как легко все разрушить! Обвинения просты: я им не нравлюсь, и от этого фундамента ввысь – ещё сотня этажей, криво нагроможденных один на другой.

Оставаться в доме я не могла. Хотя идти мне некуда, перелет обратно точно не переживу. Собрала чемодан и ушла. Брела тихонько по тёмной улице, вдоль домов, куда глаза глядят. Пашка ушел вслед за мной.