Все цвета любви
Шрифт:
— Боже мой! — раздался совсем под ухом панический женский вопль.
Фрида видела, как кружатся золотые пылинки, слышала ужасный скрежет и истошные вопли. Ее руки вдруг оказались под ней, а ноги взмыли в воздух. Больше она ничего не видела, кроме золота, блестевшего на руках. Потом к золоту добавились какие-то серебристые частички, и Фрида решила, что это бриллианты. Затем ее швырнуло на землю. Солнечные лучи падали на ее кожу, отчего та светилась, будто сама была сделана из золота. Где Алехандро? Ведь он же был совсем рядом… Потом в ее сторону полетело что-то блестящее, длинное и остроконечное. И это было не золото. А затем пришла
Глава 2
Фрида проснулась, и ее ослепил блеск золотой пыли. Или это лампа, чей яркий свет бил ей прямо в лицо? Она хотела осмотреть себя целиком, но не смогла поднять голову. Казалось, будто череп прибили к постели гвоздями, как и все тело. Фрида ощущала нечто странное: ей было и холодно и жарко одновременно, и еще казалось, будто ее завернули в вату. Тут она обратила внимание, что лежит не в постели, а в деревянном ящике, который не дает ей двинуться с места. Она попыталась пошевелить пальцами ног, но не смогла. Ее охватила паника. В памяти всплыли обрывки воспоминаний: шум, осколки, скрежет. «Я умерла, — обреченно подумала она. — Умерла и лежу в гробу».
— Фрида, я здесь, с тобой. — Над ней склонилось чье-то лицо. Матита? Что она здесь делает? Фрида хотела произнести имя старшей сестры, но губы не слушались. Несколько лет назад Матита сбежала с любовником, и после этого о ней в семье никто ничего не слышал. Значит, сестра тоже умерла, как и она сама?
Матита наклонилась совсем близко, и Фрида увидела в ее глазах слезы. Она снова попыталась заговорить, но язык прилип к гортани, и ей удалось выдавить только стон. И тогда вернулась боль. Чудовищные спазмы прокатывались волнами через все тело. Волны приливали и отливали, и когда казалось, что боль стихает, обрушивались с новой силой. У боли не было источника, она жила повсюду и была невыносимой. Потом все потемнело.
Когда она снова очнулась, Матита по-прежнему сидела у ее кровати.
— Я здесь, Фрида, — сказала она, как и в первый раз. — Ты в больнице. С тобой произошел несчастный случай. Автобус.
Память возвращалась медленно. Трамвай, который врезается в автобус; золотая пыль и осколки, шум, и больше ничего. Снова подступила боль, но Фрида не хотела отключаться, пока не получит ответы на вопросы.
— Алехандро? — простонала она. Рот был словно набит комками холодной каши. — Что с ним?
Матита влила ей в рот из ложки несколько капель воды.
— Он пострадал не так сильно, как ты. С ним все хорошо.
— А почему ты здесь? Где мама и папа?
Сестра положила ей руку на плечо:
— Я прочла об аварии в газете. Там указывали твое имя. И вот я пришла.
— Что со мной произошло? Я не могу пошевелиться. Я парализована?
— У тебя много повреждений… в нижней части тела. Тебя прооперировали. — Матита опустила глаза.
Фрида приподняла голову, очень осторожно, всего на несколько сантиметров, чтобы взглянуть на свое тело. Она увидела простыню, под которой проступал тонкий силуэт. Ноги были примотаны к больничной койке эластичными бинтами. Она напрягла мышцы бедер, и ее пронзила боль. Со стоном она упала на подушку.
— Врачи говорят, что тебе нельзя двигаться, чтобы все правильно срослось, — объяснила Матита. — Вот почему тебя привязали.
— Что должно срастись? Скажи мне!
Матита сглотнула.
— Ты все равно узнаешь: металлический поручень в автобусе пронзил бедро и вышел… из нижней части живота.
— Левая? — прошептала Фрида. — Здоровая нога? Сестра кивнула.
— Что еще? Я хочу знать все.
— Правая нога тоже пострадала: стопа раздроблена и вывихнута. И еще у тебя вывих левого плеча.
Фрида закрыла глаза.
— Где мама и папа? — спросила она чуть погодя.
— Мать до сих пор со мной не разговаривает. О родителях мне рассказала Кристина: они дома, никак не отойдут от шока и… обрядились в траур. С тех пор, как мама узнала об аварии, она днями напролет ничего не ест и не говорит ни слова. Боится идти в больницу.
— А папа?
— Папа от огорчения заболел. Ты же знаешь…
— Ты хочешь сказать, у него был приступ?
Отец уже много лет страдал от эпилептических припадков, но еще не так давно в семье предпочитали об этом не говорить.
Внезапно в памяти Фриды ожила картина прошлого. Она была ребенком, когда у Гильермо случился первый припадок. Ноги у него дергались, словно в бешеном танце, глаза закатились… Через три дня после этого инцидента сестра сбежала. Лишь много лет спустя Фрида поняла, что эти происшествия никак не связаны.
Матита глубоко вздохнула.
— Фрида, дай им время свыкнуться с ситуацией. Несчастье глубоко их потрясло. И пока они не придут в себя, я буду рядом с тобой. Днем и ночью. — Она взяла Фриду за руку и мягко сжала ее. — Я рада, что мы снова вместе, пусть даже при таких обстоятельствах…
Фрида закрыла глаза.
Женщина на соседней койке начала в очередной раз тихим голосом читать «Аве Мария»:
— Святая Мария, Матерь Божья, молись за нас, грешных, сейчас и в час смерти нашей. Аминь. Радуйся Мария, полная благодати…
Соседка молилась часами напролет, сводя с ума. Как же Фрида ненавидела эту больницу! Она лежала с двадцатью пятью другими женщинами в большой палате почти без мебели, где всегда царил полумрак. Маленькие окошки располагались так высоко, что в них нельзя было выглянуть. Спертый воздух пах сыростью и мочой. Он проникал в поры кожи теплым маревом. Между кроватями стояли ширмы, которые закрывали только изголовья. Они должны были создавать обманчивое ощущение уединенности. Фрида отчетливо слышала каждый звук, храп, стоны и плач других женщин, но эта богомолка действовала ей на нервы больше других. Другие больные могли хотя бы присесть или даже сделать несколько шагов, а Фрида была обречена лежать неподвижно на спине и пялиться в потолок. Если бы не сестра, она померла бы от скуки. Выныривая из беспокойного сна, она каждый раз видела рядом Матиту. Как же благодарна была ей Фрида! Матита обычно сидела на неудобном стуле у кровати и вязала. Она давала сестре попить, приносила еду и кормила ее, читала ей и хохотала над ее безумными историями.
Фрида старалась не показывать слабость, пока с ней была Матита. Но когда за окнами вечерело, всех посетителей просили покинуть палаты. Каждый вечер Фрида с тяжелым сердцем смотрела, как сестра уходит, бросив неизменное: «Увидимся завтра». И когда за ней почти бесшумно закрывалась дверь, Фрида откидывалась на подушку, выжатая как лимон. Вскоре выключали свет, и к пациенткам подступали призраки. У каждой из них были свои демоны и кошмары. В один из таких вечеров с соседней койки доносились сдавленные стоны, которые превратились в тихий плач. И вдруг все стихло.