Все для будущей войны (Полигон - II)
Шрифт:
– Это не этот документ?
– он протягивает мне бумаги.
– Может быть они. Я их тогда не читал.
Генерал качает головой.
– Если бы вы тогда прочли их, тогда цель выбирали бы на расстоянии 35 километров вместо 10.
Я уже все понял.
В газетах появилась в траурной рамке извещение о гибели группы генералов и видных конструкторов в авиакатастрофе. Среди фамилий мой начальник и зам министра. Даже здесь соврали...
Комиссия отпустила меня, дав две недели подлечиться после этих жутких испытаний. В военном городке, который был от взрыва километров
– Тамара.
Женщина резко повернулась ко мне.
– Андрей Иванович..., - она обняла меня, - хоть вы то живы...
И заплакала навзрыд по бабьи.
– ... Его уже не возвратишь...
– Я понимаю..., - она вытерла слезы.
– Вы сюда не вернетесь?
– Думаю, что да.
– Передайте Маше привет, если ее увидите. Видите как жизнь скоротечна, женитесь на ней, не тяните резину... Она любит вас...
– Я это знаю.
Знаю и то, что полигон тоже уже отнял от нее прекрасную надежду на лучшую жизнь.
За воротами долго ждал автобус и сразу же поехал в Горький, тем более до города два часа езды по шоссе.
Маша очень обрадовалась приезду.
– Ты надолго?
– На две недели.
– Неужели отпуск?
– Что то такое.
– А меня Константин Георгиевич перевел на жесткий курс лечения. Он надеется, что я могу вытянуть...
– Я в этом и не сомневался, а потом мы с тобой поженимся, сыграем грандиозную свадьбу.
Мысленно я представил, как за белым столом стоят рюмки с водкой покрытые хлебом, а рядом пустые стулья. Это места Игоря Колыванова, это Валерки - Вырви Глаза, это Сашки , что погиб при пожаре, это Миры - все наши друзья, которых надо пригласить на свадьбу и которых уже нет...
– Ты не шутишь?
Маша висит на мне и визжит. На шум вылетает сестра.
– Маша, ты чего?
– Агния Кирилловна мы женимся. У меня будет свадьба. Представляете, свадьба. Я буду в белом платье и Андрюшка понесет меня на руках...
– Господи, а я то испугалась. Мир вам и счастья, дети мои.
– Я думаю, что если Маше ничего не помешает, - это мне говорит Константин Георгиевич, - то есть надежда, что через месяц ее состояние будет вполне удовлетворительное и она может пойти на поправку. Мы сейчас связались с Дрезденом и получили препараты немецкого ученого Рудольфа Крамера, которые постепенно очищающие клетки печени, уже есть первые результаты, наблюдаются изменения в крови.
– Я очень вам благодарен. У меня к вам еще просьба. Не могли бы вы найти и мне врача. Я подвергся звуковой обработке и у меня в ушах периодически стоит звон.
Он подходит ко мне рассматривает уши.
– Одно ухо у вас полно крови, там целая пробка из
Агапов долго ковырялся в моих ушах, потом вытащив пробку сказал.
– Вам надо лечиться, молодой человек.
– У меня свободны почти две недели.
– Хорошо, я положу вас в свое отделение. За вас очень ходатайствовал Константин Георгиевич, а я его должник.
Так я тоже попал в больницу. Зато Маша всегда рядом, на третьем этаже.
В больнице продержали не две недели, а полтора месяца. Почти вместе с Машей выписали на волю. У нее более менее все в порядке, а я все таки, потерял слух на одно ухо.
Москва встретила нас неприветливо. Шел снег, на улицах снежная каша . У меня ноги вымокли сразу, Маша легко одета и щелкает зубами.
– Ск-о-о-ро?
– спрашивает она.
– Сейчас. Вот наш и дом. Невеста не должна входить в дом своими ногами, придется взять тебя на руки.
– А... вещи...
– Держи их в руках.
В квартире чувствуется отсутствие хозяина. Маша сбрасывает вещи на пол.
– Все, отпусти меня.
– Ну нет. Я тебя прямо в ванную, разогреваться.
– Прямо в одежде?
– Мы с тобой еще не совсем дикари, конечно разденемся...
В отделе кадров министерства быстро нашли мою карточку.
– Где вы так долго пропадали?
– спросил кадровик.
– Я болел, был в больнице.
– Ах, да. Вы же попали в трагедию. Так, так. Мы уж вас совсем потеряли. Как ваше здоровье?
– Нормально. У меня есть справка с больницы, что я здоров. А вот закрытый бюллетень.
– Это хорошо. По поводу вашей работы.... Тут в вашем деле есть одна бумага, это ваше заявление с просьбой об увольнении с предприятия. Покойный Митрофан Иванович оставил на нем резолюцию: "ОК. Ни в коем случае не увольнять, оставить для дальнейшей работы..." Мы еще не обсуждали вашу кандидатуру на вакантные места. Раз вы появились, то все примем к сведению.
– Так что мне сейчас делать?
– Ждите. У вас есть телефон?
– Есть.
Я называю номер. Кадровик сверяет с карточкой.
– Не изменился. Я позвоню.
Через день, в нашей квартире зазвонил телефон. Хорошо еще, что мы с Машей никуда не ушли. Это кадровик просил меня завтра подойти на прием к министру, к 11 часам утра.
Министр торопливый человек. Он все делает на ходу. Складывает бумаги в портфель, пьет кофе, просматривает почту и кипу документов, а также разговаривает со мной.
– Вы уж извините меня, Андрей Иванович, я очень спешу, надо еще много дел завершить сегодня. Когда был жив Митрофан Иванович, он много мне о вас говорил и весьма хорошие вещи. Я рад, что вы вылечились и хочу предложить вам должность вашего бывшего директора Мирон Ивановича. Партийные органы не возражают.
– К сожалению, я не могу согласиться.
У министра произошел сбой в делах. Все замерло.
– Как это не соглашаетесь?
– Я не могу уже там работать. Слишком тяжелы воспоминания...